В ярости он топал ногой, грозя кулаком в сторону открытого окна. Потом принялся ходить из конца в конец по комнате, бросая фразы, в которых прорывалось неистовство его тайных помыслов.
– Глупец! Значит, он не видел, чего я жду от него? Не угадал величия своей роли? А-а! Эту роль я силой вобью в его мозги. Выше голову, кретин! Ты будешь великим герцогом по моей воле! И правящим государем! С цивильным листом и подданными, чтобы обирать их! И дворцом, который вновь отстроит тебе Карл Великий! И хозяином, которым буду я, Люпен! Понимаешь ты это, тупица? Выше голову, черт подери, еще выше! Посмотри на небо, вспомни, что один из династии Дё-Пон был повешен за воровство еще до того, как встал вопрос о Гогенцоллернах[10]. А ты носишь имя Дё-Пон, черт возьми, по крайней мере, ты – один из них, и рядом я, я, Арсен Люпен! И ты будешь великим герцогом, говорю тебе, пусть и картонным, но великим герцогом, одухотворенным моим дыханием и горящим моим огнем. Марионетка? Пусть так. Но марионетка, которая будет говорить
Он застыл, словно ослепленный великолепием своей грезы.
Потом он подошел к Долорес и глухим голосом произнес:
– Слева от меня – Эльзас-Лотарингия… Справа – Баден, Вюртемберг, Бавария… южная Германия, все эти плохо спаянные государства, недовольные, раздавленные сапогом прусского Карла Великого, но встревоженные, готовые освободиться… Понимаете ли вы, что такой человек, как я, может устроить там, среди них, какие чаяния он может пробудить, какую ненависть раздуть, какие вызвать возмущения и мятежи?
Потом еще тише повторил:
– Слева – Эльзас-Лотарингия!.. Вы понимаете? Это мечты… да полно! Это реальность послезавтрашнего дня, нет, завтрашнего. Да… я хочу… я хочу… О, все, чего я хочу, и все, что я сделаю, это неслыханно!.. Вы только подумайте, в двух шагах от эльзасской границы! Посреди немецкой страны! Рядом со старым Рейном! Довольно будет немного стараний и умения, чтобы перевернуть мир. Умение, оно у меня есть… есть с избытком… И я стану хозяином! Я буду тем, кто правит. Для того, для марионетки, титул и почести… Для меня – власть! Я останусь в тени. Никаких должностей: ни министр, ни даже камергер! Никто. Я буду просто одним из служителей дворца, возможно, садовником… Да, садовником… О, потрясающая жизнь! Выращивать цветы и менять карту Европы!
Она с жадностью смотрела на него, покоренная, подчиненная неукротимой силе этого человека. И ее глаза выражали восхищение, которого она не пыталась скрыть. Он положил руки на плечи молодой женщины и сказал:
– Вот моя мечта. И какой бы великой она ни была, клянусь вам, ее превзойдут дела. Кайзер уже видел, чего я стою. Однажды он увидит меня перед собой, стоящим лагерем лицом к лицу с ним. У меня на руках все козыри. Валангле пойдет со мной!.. Англия тоже… партия выиграна… Вот моя мечта… Есть и другая…
Внезапно он умолк. Долорес не спускала с него глаз, крайнее волнение преобразило ее черты. Люпена охватила огромная радость, ибо он в который раз отчетливо почувствовал волнение этой женщины рядом с ним. Больше он не был для нее… тем, кем он был, вором, бандитом, он стал человеком, который любил, чья любовь пробуждала в глубине дружественной души невыразимые чувства.
Поэтому он больше ничего не говорил, но сказал ей, не произнося вслух, все слова нежности и обожания, думая о жизни, которую они смогут вести где-то, недалеко от Вельденца, никому неведомые и всемогущие.
Их объединило долгое молчание. Потом она встала и тихо сказала:
– Уходите, умоляю вас уйти… Пьер женится на Женевьеве, это я вам обещаю, но лучше, чтобы вы ушли… чтобы вас здесь не было… Уходите, Пьер женится на Женевьеве…
Он подождал мгновение. Возможно, ему хотелось бы более определенных слов, но он не решался ни о чем просить. И потому удалился, ослепленный, опьяненный и несказанно счастливый повиноваться и подчинять свою судьбу ее судьбе!
На пути к двери Люпену попался низенький стул, который ему пришлось переставить. Однако нога его на что-то наткнулась. Он наклонился. Это было маленькое карманное зеркало из эбенового дерева с золотым вензелем.
Внезапно он вздрогнул и поспешно подобрал его.
Вензель состоял из двух переплетенных букв, «Л» и «М».
«Л» и «М»!
– Луи де Мальреш, – с дрожью произнес Люпен.
Он повернулся к Долорес.
ebooksa