Прошли десять секунд, двадцать, чудовищные, нескончаемые двадцать секунд… По телу пробежали две-три судороги. Ноги инстинктивно пытались найти точку опоры. И все замерло…
Еще несколько секунд… Маленькая застекленная дверь отворилась.
Вошел Сернин.
Без малейшей спешки он взял листок бумаги, на котором молодой человек поставил свою подпись, и прочитал:
Оставив записку на столе на самом виду, Сернин подошел к стулу и подставил его под ноги молодого человека. Сам он взобрался на стол и, тесно прижимая тело к себе, приподнял его, расширил петлю и снял ее с шеи.
Тело обмякло в его руках. Сернин дал ему соскользнуть вдоль стола и, спрыгнув на пол, положил самоубийцу на кровать.
Потом, все так же хладнокровно, приоткрыл входную дверь.
– Вы здесь, все трое? – прошептал он.
Снизу, с деревянной лестницы, кто-то ответил:
– Мы здесь. Поднимать наш груз?
– Давайте.
Он взял свечу и посветил им.
Трое мужчин с трудом поднялись по лестнице с мешком, в котором находился человек.
– Кладите его сюда, – сказал Сернин, указав на стол.
Перочинным ножом он разрезал веревки, стягивавшие мешок. Показалась белая простыня, которую он раздвинул.
В простыню был завернут труп, труп Пьера Ледюка.
– Бедняга Пьер Ледюк, – сказал Сернин, – ты никогда не узнаешь, что потерял, умерев таким молодым! Я повел бы тебя далеко, голубчик. Ладно, обойдемся без твоих услуг… Давай, Филипп, влезай на стол, а ты, Октав, – на стул. Приподнимите ему голову и наденьте петлю.
Через две минуты тело Пьера Ледюка раскачивалось на веревке.
– Прекрасно, подмена трупов – это не так уж трудно. Теперь все вы можете уходить. Ты, доктор, зайдешь сюда завтра утром, узнаешь о самоубийстве господина Жерара Бопре, слышишь, Жерара Бопре – вот его прощальное письмо, – велишь вызвать судебно-медицинского эксперта и комиссара и устроишь все так, чтобы ни тот, ни другой не заметили, что у покойного шрам на щеке и один палец обрублен…