Один человек хвастался, что повидал почти всю Европу, а особенно Италию. Его спросили о городе Венеции и ее великолепных зданиях. Он ответил: «Я не могу многого рассказать о Венеции, потому что проезжал через этот город только один раз, в вечерние сумерки верхом». Когда ему сказали, что это невозможно, потому что город окружен морем, поэтому ни въехать, ни выехать из него на коне нельзя, то я сказал: «Он проезжал через город, когда была зима, и скакал по льду».
Один священник отправился в поле ловить птиц. Увидев на вершине аиста, он выпустил на него сокола, которого держал в руках. Когда сокол настиг аиста и бросился с ним вниз, то кабан, который очутился тут же, слопал сокола вместе с аистом. Священник, увидев это, подбежал и пронзил кабана копьем. Когда же дома он захотел его разделать и разрезал спину кабана ножом, оттуда невредимым вылетел сокол, еще державший в клюве аиста.
Вот как заманчиво врут наперебой, состязаясь друг с другом, этот священник и Кузнец — редкостные сочинители.
Один книгопечатник и бюргер Страсбурга <...> отправился на войну <...>, и, так как осада продолжалась долго, а защитники смело оборонялись, захотел этот всадник, которого звали Мартин Брайт[250], начать демонстрировать перед другими искусство выездки (потому что он выдавал себя за дворянина), он оделся и помчался к городу, желая увидеть там врага и пригнать его в свой лагерь. Но когда все проехали дальше и <...> попали в серьезную и большую переделку, то многие остались на поле боя ранеными и убитыми, среди них лежал и оруженосец Мартина Брайта, который увидел его скачущим прочь на своем коне и закричал ему вслед: «О дорогой юнкер Мартин Брайт, избавьте меня, ради бога, от этих мучений, ибо я не могу ни умереть, ни выздороветь». Юнкер Мартин Брайт был сердечно тронут, соскочил с коня, взял в руки свой меч, отрубил раненому голову. Но что же случилось далее? Мертвец, которому была отрублена голова, сказал: «О, да возблагодарит вас боже, дорогой Мартин Брайт, за то, что вы избавили меня от мучений, этого я не забуду во веки вечные». После этого он, Мартин Брайт, не захотел отказаться от своего намерения, снова сел на коня и поскакал к городу. Когда он проезжал сквозь створки ворот, то на него была сброшена защитная решетка, которая попала коню как раз позади седла и отрубила половину, которая и осталась там лежать. Он поскакал на передней части до рыночной площади, разворачивает коня, говорит: «Ну, кляча» — и только сейчас замечает, что у него осталась половина коня, из которой наружу торчало сено, съеденное конем утром. Добрый всадник испугался, конь упал и умер. Мартин Брайт был взят в плен и смог освободиться только через шесть месяцев, как он рассказал, и так пешком вернулся к своим[251]. Это было опасным предупреждением: если бы решетка попала на коня спереди и отрубила бы Выдуманные истории прежних лет 241 ему шею, то он бы не смог больше видеть, куда ему скакать, и ему бы пришлось жестоко и отчаянно сражаться, прежде чем он снова смог бы попасть в свой лагерь.
Когда же Мартин Брайт из этого похода вернулся домой, то однажды в масленицу ночью случилось так, что его отчим и его подмастерья-печатники вместе с другими господами и добрыми друзьями были приглашены в гости. Тут Мартин Брайт по своей старой привычке начал похваляться своими отважными делами, как показано выше, и говорить, как в одном походе он был фендриком. На это его отчим сказал: «Позвольте заметить — это ложь» <...>. Но при этом присутствовал большой шутник по прозванию Вендлинг фон Марле, наборщик, который говорит: «Да, господин, я верю в это, однажды в одной деревне случилось так, что когда поп хотел обойти со святой водой вокруг церкви, то не было ни одного крестьянина, который хотел бы нести хоругвь[252], тогда Мартин пожелал это сделать и пронес ее вокруг церкви. В это время он и был фендриком». Эта насмешка рассмешила всех и последовали шутки и смешки, и пирушка завершилась весельем.
Винцентий рассказывает: (5 акт, 1 сцена) — Невозможно поверить, какие рыцарские, мужественные, превосходные подвиги совершались в студенческую бытность и как мы с детства занимались войной. Так, наряду с другими студентами, которые были в числе 200 и 99, уложили 7000 солдат и ни одного не взяли в плен.
Мы хотим рассказать еще одну историю, так как мы сами при этом присутствовали. Она довольно неправдоподобна, но правдива. Мы штурмовали город померанцами, дынями, лимонами и гранатами и завоевали его. (Иоганн Боузет добавляет:) «Когда мы окружили город, народ там очень изголодался, ему нечего было есть. Мы набросали целую кучу померанцев, дынь, лимонов и гранат в город, а когда люди от голода побежали к яблокам, подобрали их, не обращая внимания на свои дела, мы заняли город».
Мы и весь наш род — самых благородных и именитых кровей, так что нам всегда и постоянно нравились войны, и не только мужчины, но и женщины занимались военным делом. Наша возлюбленная сестра, почившая уже в бозе, в одной крепости, которую мы осаждали, за один день штурма убила 24 парня. (Иоганн Банзер[254] добавляет:) «Это правда, беда научит, я был тогда вашим врагом. Я хотел бы рассказать вашей милости, как она это делала: она стояла на валу, и рядом с ней стоял большой котел с клейкой водой и шприц, которым она нам, врагам, впрыскивала эту клейкую воду в глаза; и когда у врагов глаза склеились, она сбросила вниз толстое бревно, которое было у нее на валу, и прежде чем люди смогли снова прийти в себя, это самое бревно убило 23 парней, а я был 24-й, в которого она попала клейкой водой, но не совсем точно, а немного ниже глаз. А как только я увидел, что бревно падает вниз, я отпрыгнул в сторону и упал на землю, и многие подумали, что я мертв, а как только у меня появилась возможность сбежать, я это и сделал.
Ваше княжеское сиятельство едва ли сможет поверить, что за опасность нам пришлось пережить; о ней я хочу рассказать лишь две вещи. Однажды мы залегли перед величественной крепостью, название которой я забыл. Тут в нас было сделано семь тысяч и несколько сот выстрелов полевыми орудиями и другими большими орудиями, но ни один не попал в нас».
(5 акт, 2 сцена). Мы знаем, что ваша княжеская милость любит стрелять гусей, журавлей и другую пернатую дичь, поэтому мы хотели бы пожелать, чтобы у нас был еще наш охотник, а ваша княжеская милость могла бы посмотреть на него. Он однажды зарядом на один выстрел подстрелил двенадцать журавлей, некоторых в крылья, других в ноги, быстро подбежал к ним, чтобы они снова не улетели, поднял их и засунул за пояс. Но тут они снова пришли в себя и, так как не было большого ветра, поднялись, унося стрелка, так что мы не могли узнать, куда он делся[255].
Однажды мы пошли гулять и отстрелили одной белке голову, однако белка все равно убежала. На другой день к нам пришел крестьянин, который рассказал, что он видел, как бегает белка, у которой нет головы. Мы тотчас подумали, что это наша белка, поэтому пошли и выстрелили в нее еще раз, так что она упала вниз в воду. У нас была охотничья собака, и, когда она попыталась вытащить ее наружу, белка укусила собаку за нос. Наконец, однако, она достала белку.
Мы были знакомы с одним человеком, который ел много корней гранатов, и наконец у него выросло гранатовое дерево из желудка, глаз и ушей, а также из дыр в ушах, покрытое хорошими гранатами. Мы их видели и сами ели[256].
(5 акт, 3 сцена). Перед этим мы слушали человека, который так сильно вопил, что вверху в церкви от этого дрожал свод, и, если бы его не попросили прекратить, свод бы упал и убил всех. Однажды мы были в пути, и когда снова приблизились к дому, то услышали очень милое пение, и не было сомнения, что поет девушка. Когда же мы оглянулись, то увидели аиста, поющего на крыше «Мое сердце тоскует по зеленому цвету».
ebooksa