Крупная птица задела перьями щёку, устроилась на плече. Ярина покачнулась под тяжестью, но не упала, так и шла дальше, клонясь на один бок, чувствуя, как когти царапают кожу. Ничего не бойся, сказала Обыда. Ничего не бойся.
Тропа делалась всё мягче, всё выше становились деревья, и наконец Ярина вышла на поляну. Там плясал костёр, какого она никогда не видела – ни на дворе у Обыды, ни в воршудах. Немного походил на тот, где русалки на новую луну жгли папоротник, обращаясь в эхо и в птиц. А больше всего напоминал цветок: с лепестками, со стеблями, с нежными листьями – крохотными, отрывавшимися, улетавшими в небо.
Ярина несмело подошла ближе. Едва ступила в круг света от цветка-костра – тяжесть на плече растаяла; маленькая птичка вспорхнула и нырнула в огонь. Брызнули искры, Ярина ахнула. Где-то далеко, по ту сторону Леса и света, ахнула Обыда.
– Остромира, помоги девочке! Не сдюжит сама!
Ярина огляделась, робко кивнула теням и тварям между деревьев: среди первых уроков яги было – уважай Лес, всякую пичугу уважай, всякую песчинку приветствуй. Не зная, что делать, чего ждать, потянулась на тепло костра. Он грел, но не жёг. Ярина удивлённо поднесла руки ближе – ласково, мягко закололо пальцы, будто и не огонь вовсе, а подогретая колодезная вода с запахами лютиков, дёгтя, лебеды. Ярина придвинулась ещё ближе, щурясь на золотистый костёр. Огонь-цветок один за другим разворачивал бархатные лепестки: с белой прожилкой, с лиловой, с чёрной каймой, с золотой сердцевиной. Не трещал – пел. Не жёг – звал. Ярина осмелела и шагнула прямо в пламя.
– Здравствуй, глазастая, – вышла навстречу из огня сгорбленная старуха, черноглазая, незнакомая. Вышла, распрямилась, сбросив годы, глянула остро – насквозь прожгла. Вытянула руку и положила Ярине на плечо. – Айда, раз пришла.
Ярина беспомощно оглянулась на мрак леса. Твари меж стволов зашипели, подбадривая. Ветерок донёс:
– Иди, глазастая моя, шагай за ней следом…
Чужая яга подтолкнула её в спину, повела за собой в огонь.
Велик ли был костёр – а до середины идти пришлось не миг, не два. Но ни жарче не становилось, ни холоднее, только сердце билось всё чаще. Ярина и сама не знала, чего боялась. Огня не боялась, леса незнакомого не боялась. Старухи этой черноглазой побаивалась, но Обыда ведь сказала: иди, шагай за ней следом. Ярина шла, шла так долго, что обо всём уже позабыла, и только усталость тянула вниз, к тёплой земле, смыкала веки. От дыма слипались ресницы, и казалось: если ляжет сейчас – уснёт, так сладко уснёт, как никогда не засыпала. Но чужая яга обернулась, качнула головой:
– Не время дремать. Пришли почти. Готовься.
Ярина распахнула глаза, стряхивая дрёму; хотела получше разглядеть свою провожатую, но в это мгновенье полыхнуло пламя-цветок. Закрыло всё небо, ослепило белизной, взметнуло сноп пепла… и опало. Ярина осталась одна среди пепельного круга, в темноте, и ни трав не было, ни звёзд, ни ветра. Только маленькая птичка пела, пела всё громче. «Малиновка», – узнала Ярина. Улыбнулась, вытянула на щебет руки, почувствовала, как задели ладонь мелкие коготки. А потом полоснуло по горлу, воткнулось острое, пошло ниже, крепче, вгрызаясь в грудь, хлынула кровь. Ярина закричала, заметалась, но тяжёлые руки на плечах держали крепко, цепко, ни качнуться, ни увернуться. Перед глазами распускались громадные цветы, алые, жаркие, жгло меж рёбер. Ярина ощетинилась, накалила воздух, силясь вырваться, сбросить чужие руки.
– Ишь ведь сильная! – удивлённо донеслось сверху. – Молодец Обыда. Хороша будет новая яга.
Ярина рванулась снова, заплакала от бессилия, от боли, оледенившей сердце, заковавшей грудь в горячую клетку. В ушах зазвенело, будто что-то рвалось внутри. Сквозь звон, сквозь крик пробилось пение птички, медное, еловое, и лёд вскрылся, как весной на могучей Калмыши, и в дыру в груди ворвался ветер. Одна рука отпустила плечо, нырнула под рёбра. Вытащила сердце. Ярина закричала, как никогда не кричала, а потом осела, сникла, и только всё те же руки – одна сухая, цепкая, другая скользкая, окровавленная – держали её за плечи, не давали упасть. Снова завыл в пустоте ветер. Птичка, звонко тренькнув, юркнула сквозняком внутрь, упала камешком и притихла. Тогда уж чужие руки коснулись груди, сращивая рёбра, кожу, возвращая на место плоть и кровь. Хлопнули по спине.
– Возвращайся, будущая яга. Лес ждёт.
Отпустили. И Ярина полетела, полетела спиной назад, в омут, в звёзды, в страшную усталость, сквозь высокие рощи в знакомый Лес, в руки Обыды. Ничего не помнила: ни как домчал её Ночь Тёмная до избы, ни как Обыда обмывала-отпаивала полынным отваром, ни как уложила на печку, укрыла тремя одеялами, зажгла берёзовые свечи, клюквенные лучины.
Пробился только едва-едва сквозь дурман шёпот:
– Спи, спи, набирайся сил. Спи да спи сладко. Лес и царевны с тобой, глазастая…
Тихо-тихо, сухо, мерно, как ходики, тренькала в груди птичка.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнёс Кощей, усаживаясь за стол. – Ранёхонько.
ebooksa