А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

– И то ладно, – кивнула Обыда, терзаясь смутным беспокойством: уж больно смирной, больно покладистой выглядела Ярина. Оно, может, и к лучшему. Может, и колдовство Кощеево крепче сработает. А всё же…

– Перепечи к чаю поставить или пирог яблочный? – крикнула вслед Обыда.

– Пиро-ог, – донеслось от околицы. Мелькнула за оградой косынка и исчезла среди стволов. Заволокло туманом. След простыл.

Обыда постояла на пороге, глядя в лес. Вернулась в избу, взяла со стола стёклышко. Подула на него, повела пальцем, вычерчивая извилистую дорожку по запотевшей глади. Тут затёрла, там загородку поставила, здесь тропу завернула в тупик. Долго Ярина промается в лесу. Пока добежит к Кощею – запыхается, из сил выбьется, уже не до того будет, чтобы прислушиваться да странности подмечать.

* * *

– Кощей! – крикнула Яра с порога отчаянно, звонко. – Помоги!

Оглянулся Бессмертный, посмотрел будущей яге в глаза – огромные, будто блюдца, и в каждом осенние звёзды отражаются. Нутром почуял, пустотой под рёбрами, что за века стала чутче чёрствого сердца: знает. Всё поняла девочка. Подняться бы не торопясь, сказать степенно: «Чего как заполошная[48] кличешь?» Вместо этого вскочил, протянул руки, щурясь от ворвавшихся волн тепла – крепких, колючих:

– Что стряслось, Ярочка?

– Не хочу становиться ягой, Кощей. Не хочу! А Обыда… заставит! Что делать?

Яростные слёзы срывало ветром – на пороге каменного дворца-пещеры ветры гуляли стальные, сердитые. Кощей приобнял Ярину за плечи, завёл внутрь, подтолкнул к столу. Та ослабла за долгий путь, едва держалась. Опёрлась о лавку.

– И уйти не могу. Обыда ученицу больше не сможет взять, если я сама уйду…

– Не сможет, – кивнул Кощей, ласково гладя Яру по волосам. – Косы-то какие у тебя стали долгие, тёмные. Мудрости всё же набралась.

– Это не от мудрости, – всхлипнула она. – Не обманывай уж хоть ты. Обыда сказала, от венка это. От венка, который Керемет дал. Так и будут теперь темнеть, пока не станут как угли. А я не хочу! Не хочу ягой быть, не хочу за чёрную дверь ходить, не хочу между Лесом и Хтонью, вечно на перепутье! Тем более не хочу, чтобы во мне чужие поселились… те, прежние яги… Что мне делать?

Кощей тяжело вздохнул; стукнулись и разошлись рёбра, полыхнуло в глазницах. Похлопал Ярину по спине:

– Поднимись, милая. Тебе скоро в Лесу равных не будет, а ты, гляди, перед Кощеем чуть не на колени встала. Засмеют другие я́ги.

– Много их? – прошептала Ярина.

– Да уж сотня сотен наберётся, – ответил Кощей, жалея, что не соврать этой девочке, когда из её глаз весь Лес на тебя глядит.

– И как же я буду… Кощей… Нет! Нет!

– Тише, тише, услышит ещё. У яги в Лесу везде уши, – сказал Бессмертный. – Успокойся, послушай меня, Ярочка. Я красиво говорить не искусник, скажу, как знаю. Вот какое дело: не хочешь ты, потому что боишься. И нет ничего в этом стыдного – бояться. Ни одна яга, поди, следующей бы стать не захотела, если бы знала, что впереди. А ведь должен кто-то: Лес и Хтонь связывать, Равновесие беречь. Поэтому забота яги, чтобы ученица раньше времени ни о чём лишнем не проведала. А за тобой Обыда не уследила. Но, может, оно и к лучшему? Ты теперь не только про будущее знаешь, но и про то, что станет, если уйдёшь из Лесу. Выбор у тебя небольшой, а всё-таки есть.

– Неужели, если уйду, правда не найдёт другую? – уткнувшись в Кощеев плащ, спросила Ярина. – Поди, пугает?..

– Не найдёт, – тихо произнёс Кощей. – Пламя не перейдёт. Уйдёшь из Лесу – унесёшь с собой. Оно уже никуда от тебя не денется. И ты от него не спрячешься и его не спрячешь. Обыда ведь тебя ко мне послала, чтобы я помог твою память укрыть. Сама она не может уже. Память на прошлое заперла, и то изо всех щелей лезет. А на будущее совсем сил не хватает.