— Ну и милое дело, — успокоился Куликов и вышел.
— Нашел покладистых! — рассердился Глушко.
— А я бы поработал, — признался Карпухин, — это вам не университеты, здесь думать надо!
— Нет в тебе одержимости для настоящего дела, — упрекнул Дима Зарубин.
— Не тянет меня к хирургии, — с горечью признался Виталий. — В душе я остаюсь штукатуром и невропатологом.
— Боюсь, это не делает тебя серьезным, — заметил Дима, пряча свой завтрак.
— Эх ты, цедильник! — огрызнулся Виталий. — Человека делает любовь, а не собрания.
— Влюбился? — спросил Саша.
— Влюбленность — непреходящее состояние истинного мужчины, — артистически воскликнул Виталий. — Исчезли юные забавы, я волочиться стал за бабой, — пропел он.
Глушко покачал головой:
— Весельчак! Гнать тебя надо на этот самый Парнас из медицины.
— Может, тебя устроит такой вариант, — откликнулся Карпухин: — Исчезли юные забавы, я стар, друзья, и слаб зубами.
Саша рассмеялся. Он любил Карпухина и не мог долго выговаривать ему.
Виталий, все еще в трусах и с полотенцем через плечо, спросил, ни к кому не обращаясь:
— Ребята, а вы представляете себе Глушко с женщиной? Я не представляю, — он прошелся по комнате, расправив плечи и поддерживая воображаемый локоток. Потом махнул рукой — не получилось! — В общем, папа мощный, как таран, мама тощая, как тарань.
Дима залился тонким смехом:
— Хотел бы я посмотреть…
Он взял свою пухлую папку и, продолжая смеяться, вышел. На минуту стало тихо.
Николай Великанов, закуривая, холодно сказал:
— В Зарубине, приоткрыв один глаз, дремлет сводник.
ebooksa