Николай махнул рукой:
— Чертовски сложно. Говорили мы с ней. Не пойму, что ей от меня нужно.
— Послушай, — Глушко положил на плечо Великанова тяжелую руку. — Ты прости меня, но, по-моему, тебе не хватает решительности. Твоя жена показалась нам женщиной неглупой и… как бы это сказать — не очень стесняющейся. Смотри не согнись. Кстати, ты напрасно не пошел ее встречать сам. Можно было бы решить все сразу, пока… ниточка не влезла в игольное ушко.
— Меня пугает шумиха, — ответил Николай, — и жена это знает. Она пойдет на скандал.
Великанов закурил. Пальцы у него стали желтыми от табака. Мягкие волосы выгорели, посветлели, отчего загоревшие залысины казались еще больше.
— Для тебя все ясно, — продолжал он. — Ты берешь два крайних решения. А истина где-то глубже. Постороннему достаточно посмотреть на вопрос спереди и сзади, чтобы все понять, а я вот ничего не понимаю…
— Ладно, ты, главное, не согнись!
Похлопав Великанова по плечу, Саша пошел в отделение.
В коридоре пахло молочной кашей, но завтрак еще не начался. Ходячие сидели в столовой и нетерпеливо стучали ложками. Через стеклянную дверь изолятора Глушко увидел худую фигуру Половцева. В палате суетились сестры. На ходу застегивая халат, Саша вошел в изолятор. Окно было занавешено одеялом, и он не сразу привык к темноте. У изголовья мальчика стоял наркозный аппарат. Анестезиолог Цейтлин подавал кислород, периодически сжимая резиновый мешок аппарата.
— Еще введите! — тихо скомандовал Анатолий Ефимович.
Глушко увидел, как напряглось и изогнулось тело Бориса. Сразу же после введения лекарства мышцы его расслабились. Цейтлин ритмично сокращал мешок. Когда он повернул голову, в свете, падающем из коридора, Глушко заметил капельки пота в складках полукружий под глазами анестезиолога. Съехавшие очки, лицо растерянное.
— Что случилось? — тихо спросил Саша у Маргариты Петровны. Она наклонилась к его уху:
— Утром начались дыхательные расстройства…
Состояние Бориса Стрельникова все время не внушало опасений. Собственно, с того дня, когда его принял на своем дежурстве Великанов, ухудшения почти не отмечали. Маленькую палату, выделенную специально для него, затемнили, и мальчик только на очень сильный шум реагировал сокращением мимических и шейных мышц.
— Как вы думаете насчет подключения автомата? — спросил Половцев у Цейтлина. Тот поправил очки и устало ответил:.
— Пожалуй, придется.
Глушко вышел вместе с Маргаритой Петровной. Она озабоченно поджала губы. Он не стал ее ни о чем спрашивать.
В коридоре его остановила Валя Филимонова.
— Ночные сестры передали, — сказала она, — что вчера Микешина куда-то уходила. Бросила ребенка и ушла. Ее искали часа два, а потом она сама явилась, — Валя смотрела на Александра Александровича. Глаза обиженные. Наверное, она потому и была отличной сестрой, что все так близко принимала к сердцу.
— К мужу? — предположил Глушко, вспомнив, что отец Петьки так ни разу и не приходил в больницу.
ebooksa