Круглый стол на пятерых

22
18
20
22
24
26
28
30

Он едва не подсказал ей: «Вашего самопожертвования», а она продолжала:

— Я старалась воспитать в ней понимание своего долга и назначения. И вдруг… Это больно матери…

— Благодарю вас, теперь я все понимаю, — ответил он дрогнувшим голосом и снова сдержался, не перевел ей ее же слова на бесхитростный язык, каким пользуются менее образованные мещанки, говоря о выгодных и невыгодных партиях. — Но мы с Асей любим друг друга, и, вы правы, здесь уже матери не отвратить…

— Но какая это любовь! — возмутилась она. — С ее стороны это порыв, сердобольность, я ее знаю… А с вашей стороны… Вам, конечно, одиноко…

— Значит, я конченый человек?

— Вовсе нет. Но у влюбленных кроме гарантированных трудностей должен быть какой-то, хотя бы небольшой, залог благополучия. Ася даже не начала жизнь, а вы ее начали…

— Плохо?

— Неудачно. Потребуется много времени, чтобы все выправить.

— Хорошо, — сказал Андрей и встал. — Пусть решает Ася.

— А вы? — спросила она и тоже поднялась — стройная, как девушка, дочь похожа на нее фигурой. — Могу я надеяться?..

— Вы помогли мне понять вашу дочь. Я люблю ее еще больше…

Он решительно направился к калитке, но, услыхав, что она бросилась за ним, остановился и добавил:

— Может случиться, мы будем жить вместе, если Ася захочет. Обещаю никогда не напоминать вам про этот разговор.

— Андрей Григорьевич! — умоляюще крикнула она, но в это время с крыльца опять позвал мужской голос:

— Лена, идем пить чай!

Андрей через плечо увидел зажженную папиросу. Он шагал через пустырь, и его охватывало новое странное чувство спокойствия и уверенности. Оно едва не коснулось его в вагоне, когда он ехал сюда, и быстро прошло. Теперь не пройдет.

Любовь с первого взгляда? Удивительная любовь, в которую он никогда не верил.

Это точно. Это решено.

Это в маму

Первым вскочил Зарубин. Будильник еще не перестал звонить, а он уже сидел на кровати и шарил ногами по полу — искал тапочки. Ребята ворочались, громко зевали. Карпухин натянул одеяло на голову, но, услышав бас своего соседа Глушко, с трудом приподнялся. Он просыпался позже всех и почти всегда опаздывал. Отыскав на тумбочке очки, Виталий лениво расправил скрученное во сне одеяло. Ударила с простенка маршевая музыка зарядки. С ночью было покончено. Зевая, Карпухин разглядывал на одеяле нашитую для памяти из белой материи букву «Н».