У Карпухина потемнело в глазах. Он взял Зарубина за серый лацкан и стал говорить, сдерживаясь, чтобы не выпалить скороговоркой:
— Ты серая гниль и луковичный клещ. Ты сделал себя брюхоногим, избавился от трудной обязанности быть человеком. Зачем ты шантажируешь? Думаешь, это напугает Сашку? А ты пойди, оскомина, к этой Щаповой и посоветуй ей молча сесть в тюрьму, если у нее осталась хоть капля совести. Молчишь, ханжа?
Виталий отпустил лацкан. Шагая прочь от Зарубина, он чувствовал, как болят у него от напряжения пальцы правой руки.
В отдел заглянула Вера. У молодой сотрудницы лицо застенчивое и просительное. Ей не терпится узнать мнение Тони о рассказе. Всегда она ходит по редакции робко и бесшумно и краснеет, когда читают ее информашки. Вера полна романтических воспоминаний о своем заводе и постоянно призывает их на помощь, чтобы не казаться безоружной в разговоре с опытными журналистами. «А у нас в многотиражке…» — возражает она. Так и прозвали ее остряки Многотиражкой.
Она выглядывает из-за двери. Застенчивость сделала ее догадливой. Вера уже знает, что Антонина Валерьяновна не успела прочесть рассказ. Может быть, поэтому она пытается придать своему лицу деловое выражение и входит более решительно, чем всегда.
Тоня виновато улыбается:
— Не успела, Верочка. Я возьму домой.
— Ну что вы! — испугалась девушка. — Зачем же? Еще и дома работать…
Милая девушка. Тоня засмеялась, глядя на ее личико с порозовевшими щеками.
— Верочка, ко мне совсем не часто обращаются с такими просьбами. Я просто рада буду помочь…
У Веры синие глаза. Наверное, ее студент хороший парень, если эта девушка не ошиблась. К сожалению, и такие ошибаются. Возможно, они ошибаются даже чаще, чем другие, а может, нам заметнее их горе, и мы страдаем вместе с ними.
Тоня вздохнула. Верочка бросила на нее испуганный взгляд, а через секунду посмотрела на часы. Рабочий день кончился. Из коридора доносились голоса и смех. В секретариате включили приемник, захлебывающийся голос спортивного комментатора потерялся в реве стадиона.
— Он из педагогического? — спросила Тоня.
Верочка обрадованно закивала.
— Мне показалось, что в его рассказе есть какая-то интересная неожиданность. А сам он ужасно рассудительный… И много ездит по районам. Недавно на практику уехал, хотя мог остаться в городе.
В комнату стремительно вошел замредактора Устинов, непривычно взъерошенный и радостный.
— Всё, — заявил он, — эпопея закончилась. — Став заместителем редактора, он усвоил солидную привычку подчеркивать свои слова энергичным постукиванием по столу. — Я получил квартиру. Три комнаты. Это вам не какой-нибудь приют убогого чухонца. — Павел Борисович повернулся к Верочке и спросил — Как у вас в многотиражке отмечали такие события?