Круглый стол на пятерых

22
18
20
22
24
26
28
30

того, чтобы

сделать себе хуже

сторожно прикрыв дверь, Карпухин вяло прошел к кровати и снял рубаху.

— Как дела? — спросил Дима с озабоченностью новоиспеченного начальника.

Виталий фыркнул в ответ. Не любил он этот деловой вопрос, который задают всегда попусту, когда уж решительно не о чем спрашивать. Да и вообще любая фраза Зарубина содержит лошадиную дозу скучнейшей морали.

Великанов оторвался от книги. Дым от сигареты щипал глаза, и он поглядывал на Карпухина вприщурку, словно обо всем догадывался.

— Блоховато и клопотливо, — для маскировки отшутился Виталий, расхаживая по комнате в отвислой сиреневой майке.

— А Леня Чистяков? — спросил Николай.

— Хорош, улыбается.

У двери Карпухин поманил Великанова и вышел во двор. Задумчивые шаги по коридору. Сухой кашель — надо посоветовать Великанову провериться перед севером. Рука легла на плечо — пальцы желтые, пахнут табаком. Надо посоветовать Коле бросить курить.

— К Чистякову приходила девушка из редакции.

— О тебе собираются написать очерк? — усмехнулся Николай.

Виталий разозлился. Разве он похож на охотника за славой? Расставлять капканы на этого пушистого, но очень уж мелкого зверька не достойно Карпухина.

— Слушай, как ты думаешь, — торопливо выпалил он, хватая Великанова за пуговицу, — не журналисты ли выдумали великолепное слово — самописка? Выбирай себе объекты для репортажей, а она сама пишет. Отличный синоним авторучки!

И когда Великанов заметил, что Виталий опять сник и отвернулся, он достал сигарету и разрешил равнодушным голосом:

— Ладно, толкуй!

— У тебя что — расщелина в мозгу? — набросился на него Карпухин, возмущенный такой черствостью. — Или ты решил жениться на царевне-лягушке?

— Ну в чем дело? Я что-то плохо понимаю.

— А в том, что твоя журналистка уехала, черт побери!

Они вернулись в комнату. Взвинченный Виталий подошел к простенку и включил радио. От пронзительных верхов какого-то романса Зарубин даже вздрогнул. Прислушиваясь, топорщил ноздри от зевоты. Карпухин сорвал со стены плакат, висевший еще с той памятной ночи, скрутил его в трубочку.