Ветер утих. Ночь после дождя теплая и душная. Ватные тучи подоткнуты под горизонт. На влажном асфальте, как яичные желтки, расползаются отсветы фонарей. Изредка с улицы доносится шум машин, но тишина уже устоялась, ее не могут нарушить случайные звуки. В эти часы город кажется более тихим, чем глухой районный поселок Саши Глушко. Там стучит больничная электростанция, осенью барабанят по крышам падающие яблоки и колобродит за плотиной отчаянная вода.
Глушко беспомощен, когда его обступают воспоминания. В одиночестве от них не отмахнешься. Казалось бы, какая от них беда, от положительных эмоций? Ну беда не беда, а проку от них мало. Тоску хоть красивой назови — она все равно зеленая. Грусть — это радость, ставшая воспоминанием, так сказать, прошедшее время радости. Ничего себе — положительная эмоция!
На людях легче. На людях — значит среди друзей. Облздравотдел обнаружил стихийную гениальность, когда именно их обязал пройти специализацию по хирургии, — в общежитии собрались разные и интересные люди. Они стали друзьями.
Саша встал со скамейки и посмотрел в окно операционной. Темно. Дежурного хирурга Ростовцева вызвали на консультацию в туберкулезный диспансер. Когда он приедет, можно идти спать. Операций на дежурстве не было. Все ребята куда-то разошлись. Тоска.
Саша спрыгнул с пандуса и по асфальтовым отмосткам обошел корпус. Проходя мимо общежития, оглянулся. Окна их комнаты едва отсвечивали. В кармане нащупал письмо от Аллы. И вдруг он понял, что никуда не деться сегодня от тоски, от которой на дежурствах есть только одно средство — встать за операционный стол.
Странные мысли приходят в голову Саше перед свадьбой. Пролетят годы, когда-то настанет трезвость и даже будничность в их отношениях. Понятен ли ему мир мелочей женщины — в сущности, тонкий и удивительный мир?
В прошлом году, когда она приехала на каникулы, он взял отпуск и повез ее в Льгов, к своим дальним родственникам. Купил ружье, наладил удочки. Но так они никуда и не сходили, потому что он почти все время провел в больнице: помогал оперировать. Пропадали билеты в кино, мялись в чемоданчике новые платья…
А однажды, уже в своем районе, он возвращался ночью из больницы. От самого парка за ним бежала бездомная собака. Он решил провести над ней один хирургический эксперимент и запер ее в сарае. Через несколько дней, узнав о его планах, Алла попросила не оперировать собаку: собачка такая ласковая и умная. Но Глушко только посмеялся: чудачка, а еще учится в медицинском.
…Весь вопрос, отбивался он, заключается в том, чтобы удачно поделить себя на две части — для семьи и для медицины. У других это получается как-то естественно, без жертв.
Весь вопрос, возражал он себе через минуту, заключается в том, чтобы не делить себя. Где проходит межа, там не бывает справедливости.
Возникло ее лицо, веселое, милое и такое незаметное, когда оно рядом. Он шел и всматривался в него, а оно уходило, расплывалось, но он видел в ее глазах упрек. Хохотушка, беспечная девчонка, она часто говорила, что с ним ей будет легко.
Когда у больничных ворот вспыхнули фары машины, Глушко очнулся. Он прошел в приемный покой, двери которого были открыты. Сестра на краешке стола гладила косынку. На стене у кушетки скрипел наушник, склеенный белой полоской пластыря. Санитарка в конце анфилады мыла ванну.
Машина подъехала к корпусу, и почти сразу в вестибюле послышались торопливые мужские голос? Сестра поставила утюг в угол и поспешно повязала косынку. Четверо мужчин внесли носилки. Двое из них были в военной форме.
— Из тюрьмы, — сообщил один. — Доктор, можно побыстрей?
Глушко шагнул к носилкам. Татуированная рука холодная, с синими ногтями. Поверх одежды грудь перевязана кровавыми бинтами.
— Заключенный пырнул своего же, — сказал милиционер. — Мы это быстренько его сюда, только, однако, не знаю…
Сестра разрезала бинты. Небольшая ранка под левым соском слабо кровоточила. Глушко послушал сердце — тоны едва уловимы.
— В операционную, — распорядился он.
ebooksa