Бланш. Я спросила – мыли виноград?
Юнис. Он с французского рынка.
Бланш. Это совсем не значит, что его мыли.
Благовест соборных колоколов.
А вот и колокола собора… единственно чистое, что есть в вашем квартале. Ну что ж, вот я и готова – пойду.
Юнис (шепотом). Еще того и гляди уйдет, не дожидаясь, пока за ней явятся.
Стелла. Подожди, Бланш.
Бланш. Не хочу проходить на виду у этих.
Юнис. Ну так подождите, пока кончат.
Стелла. Садись-ка и…
Бланш нехотя поворачивается от двери в полной растерянности. Стелла и Юнис подталкивают ее к креслу, она уступает и садится.
Бланш. Кажется, я уже так и слышу запах моря. Проведу весь остаток жизни на море. В море меня настигнет и смерть. Знаете, от чего я умру? (Отрывает виноградину.) От того что в один прекрасный день где-нибудь в открытом океане поем немытого винограда. И вот буду умирать… руку мою будет держать молодой, красивый корабельный врач с маленькими светлыми усиками и большими серебряными часами. И все будут говорить: «Бедная, бедная… хинин не помог. Этот немытый виноград препроводил ее душу прямо на небо».
Благовестят соборные колокола.
В море же меня и похоронят; зашьют в чистый-чистый белый саван и – за борт… в полуденный час, знойным летом… опустят меня прямо в океан… лазурный…
Благовест.
Как глаза моего первого возлюбленного!
На улице из-за угла дома показались врач и надзирательница; поднимаются по ступенькам крыльца. Сознание чрезвычайности своей миссии так и распирает их обоих, что, несомненно, следует отнести главным образом за счет той наглости от сознания себя на особом положении, которое развивается у людей, состоящих на службе у государства. Врач звонит. Разом замер негромкий говорок за картами.
Юнис (шепотом, Стелле). А вот и они, наверно.
Стелла обоими кулаками зажала себе рот.
Бланш (медленно поднимаясь). В чем дело?
ebooksa