Лживая правда

– И что же? – спросил Дилан, глядя на женщину.

– Я как раз говорила, что вам, наверное, лучше поговорить об этом с Эваном.

– А кто такой Эван?

– Брат Арло.

* * *

Ко вторнику Броуди после двух дней поисков Эвана Уорда так и не смог ничего узнать о его местонахождении. Он сказал Дилану, что этот человек не хочет, чтобы его нашли, поэтому потребуется какое-то время.

Еще раз просмотрев все полицейские отчеты, Дилан увидел, что один из следователей действительно упоминал о живущем поблизости брате. У него мелькнула мысль, почему он не обратил на это внимания? Неужели он эмоционально привязался к этому делу и перестал замечать существенные детали? От этой мысли ему стало не по себе.

Во вторник после запланированной пресс-конференции Дилан и Лили подали ходатайство на ста десяти страницах. Они попросили судью исключить из дела все заявления Арло относительно крови на его одежде и обыска его машины. Хэмилтон созвал заседание, и адвокаты подправили ходатайство, добавив обвинение следователей в принуждении дать признательные показания, нарушение прав Миранды[25] и все остальное, что только пришло им в голову. По оценкам Дилана, вероятность победы по какому-либо из существенных пунктов была меньше десяти процентов, поскольку полицейские потрудились прилежно, однако цель ходатайства была не в этом. Дилан хотел вымотать Келли до того, как работа вымотает их с Лили.

Перед днем, на который были назначены прения, Дилан не спал несколько ночей. От усталости ему казалось, будто он вынужден вытаскивать свои мысли из трясины, чтобы их озвучить.

За четверо суток прений Дилан в общей сложности спал от силы десять часов, и, судя по виду Келли, у нее дела обстояли не лучше.

Хэмилтон высказал свое решение в часовом монологе. Он оставил в силе практически все аргументы обвинения и отклонил практически все ходатайства защиты. Исключены были лишь доказательства, не имеющие никакого значения, и Дилан понимал, что судья сделал это, чтобы перед объективами телекамер швырнуть защите кость.

Собравшись уходить, адвокат обернулся к залу и увидел вместо двух телекамер несколько, а судебный пристав составил в стороне часть скамей, предназначавшихся для зрителей, устроив импровизированную ложу прессы.

В течение следующих дней защитники подали еще несколько ходатайств. Теперь они подавали их по очереди, устраивая прения по каждому. Им было вовсе не обязательно одержать победу хотя бы по одному ходатайству; они просто хотели показать Келли, что ей предстоит схватка не на жизнь, а на смерть. И в какой-то момент, быть может, она решит, что уж лучше согласиться на психиатрическую лечебницу.

Как-то раз Дилан закашлял, доставая документы из портфеля.

– Наверное, это не мое дело, – обеспокоенно спросила Мэдлин, – но как вы себя чувствуете?

– Замечательно. – Дилан снова кашлянул. – А что?

– Дилан, вы заметно похудели и стали бледным. И вот уже неделю вас мучит этот кашель. Вы точно не заболели?

– Я совершенно здоров. Просто устал.

Он не говорил Мэдлин, что почти не спал все последнее время. Бывало, он отключался полностью одетый, а в другие дни ему приходилось накачивать себя энергетиками, чтобы кое-как продержаться до рассвета.

Мать и сестра его понимали, но Дилан все равно старался выкраивать для них время, особенно для Марки. Как-то раз во вторник он сел в торговом центре на скамейку и вырубился – а проснулся только через два часа от того, что Марки трясла его и просила денег на новый аттракцион.

К утру понедельника Дилан вынужден был признать, что темы для ходатайств иссякли, и смириться с тем, что Келли Уайтвулф, похоже, оказалась крепче его. И тут ему позвонил Броуди, спросив, не желает ли он встретиться с Эваном Уордом, который, как оказалось, живет всего в получасе езды от Лас-Вегас-Стрип.