Вдова тут же успокоилась.
— Никогда такого не было, — ответила она. — Прежде всегда домой приходил.
Я решил непременно уточнить это у Кайлиша Стальда. Вдова между тем продолжала:
— Тхотх был какой-то… — тут она повела рукой и произнесла слово, которого я не знал: — Крепдринслинг.
Видя, что я не понимаю, она попыталась объяснить. Оказалось, что это слово обозначает примерно следующее: «встревожен причинами, скрытыми от постороннего взгляда и необъяснимыми словесно». Я подивился глубине бальнибарбийского языка и спросил, в чем же именно выражалось то, что Тхотх был «крепдринслинг».
— Да вот, как пришел, так все оглядывался да прислушивался, — ответила госпожа Бриндран. — Соседка моя, пекарша, постучала в дверь, так он так и прыгнул в шкаф. Вот прямо так и… — тут словоохотливая хозяйка замолчала, испуганно прикрыв рот рукою.
Я оглянулся на стенной шкаф, показавшийся мне чрезвычайно малым даже для такого невысокого парня, как Тхотх. Заметив мой взгляд, вдова смущенно пробормотала, что, мол, шкаф не этот, а в спальне. Она вчера хворала и потому рано легла в постель, а тут пришел паж… По ее словам, при стуке во входную дверь Тхотх затаился в шкафу и не вылезал оттуда, пока пекарша не ушла.
— Тхотх передал вам только то, что ваш муж останется на ночь во дворце? — поинтересовался я.
Вдова немного поколебалась, но потом все-таки ответила:
— Нет, не только. Еще он принес мне кошелек мужа. Сказал, что он велел передать. Вот этот, — госпожа Бриндран порылась в складках своей пышной юбки и извлекла на свет Божий небольшого размера кожаный кошелек.
Я попросил разрешения взглянуть. Она протянула мне кошелек. Я развязал толстые шнурки и заглянул внутрь. Кошелек был пуст.
— Больше ничего придумать не мог, — сказала она недовольно. — Пустой кошелек. Виданное ли дело?
Я повертел кошелек в руках. Следовало тщательнейшим образом исследовать его — на нем могли оказаться какие-то незаметные знаки.
— Могу ли я взять эту вещицу? — спросил я. Вдова замялась. Я вынул из кармана большую серебряную монету достоинством в четверть текреты (примерно десять шиллингов) и протянул ей. Она рассыпалась в благодарностях, из которых я понял едва ли половину. Разумеется, потертый кошелек не стоил таких денег.
Ничего более госпожа Бриндран сообщить не могла. Попрощавшись с нею, я оставил дом цирюльника.
На улице было уже совсем темно, окна в домах не горели — тральдрегдабцы ложатся спать рано. Молодой месяц почти не давал света. Я раздумывал над тем, что удалось узнать. Возможно, отношения между госпожой Бриндран и Флости Тхотхом все же выходили за границы, предписываемые обществом и моралью. В таком случае, не оказался ли отравленный Аггдугг жертвой этих отношений? Ведь ежели паж и его возлюбленная решили избавиться от мешавшего им мужа, Тхотх вполне мог подмешать яд в пыль. Сейчас он где-то прячется. А после похорон вдова присоединится к нему, и они сбегут, например, в Бальнибарби, на родину госпожи Бриндран. Я решил попросить Кайлиша Стальда, чтобы к вдове приставили соглядатаев.
Но что мог означать переданный цирюльником кошелек? Пустой? Это было непонятно, а рассматривать сей предмет на ночной улице не имело ровным счетом никакого смысла. Я бы понял, если б в кошельке оказались монеты. Тогда можно было бы предположить, что цирюльник опасался за свою жизнь и хотел оставить своей жене какие-то деньги, чтобы она не испытывала нужды, если он умрет. В этом случае ни паж, ни вдова не имеют к убийству Аггдугга Бриндрана никакого отношения. Но… кошелек был пуст! Нелепое поручение. Или непонятное.
От мыслей о цирюльнике и его кошельке меня отвлек странный звук — словно кто-то осторожно шел за мной. Я остановился и оглянулся. Позади не было никого. «Показалось», — подумал я и уже собрался продолжить путь, как вдруг от стены ближайшего дома ко мне неслышно скользнула какая-то фигура. За ней еще одна. Уверенность моя в безопасности ночных улиц Тральдрегдаба несколько поколебалась. Я выхватил из ножен тесак и приготовился защищаться.
Заметив мое движение, темные фигуры, казалось, утратили решимость. Я же, ощутив в руке рукоять старого надежного оружия, напротив, решимость обрел. Взмахнув тесаком так, что даже в слабом свете молодого месяца блеснуло его лезвие, я громко крикнул в темноту:
— Кто бы вы ни были, идите своей дорогой, а я пойду своей! Поживиться вам тут нечем, я же привык высоко ценить свою жизнь!
ebooksa