Тринадцать

* * *

Она не будет выглядеть как раньше, когда я её соберу.

Это было очевидно.

Я пытался сделать всё идеально, но по её лицу ползли трещины, а в нескольких местах выступил клей. Только спустя много времени я понял, что могу использовать маленькую кисточку, чтобы разравнивать клей, прежде чем прикреплять осколок.

Несмотря на всё это, я надеялся, что, когда завершу, она сдержит своё обещание и оставит меня в покое.

Об этом я и размышлял однажды ночью, пока сидел за столом и отбирал фрагмент за фрагментом её керамических волос.

«Продолжай, – твердил я себе. – Просто продолжай».

В мою дверь постучали. Это была мама.

– Она выглядит страшнее, чем раньше, – сказала она с порога. – Это странно, что в таком виде она мне нравится ещё больше?

Я поднял на неё глаза.

– Митчелл, – сказала она. – Это мило, что ты пытаешься починить куклу, но уже за полночь.

Я моргнул и мне померещилась кукла с треснувшей головой в моём шкафчике, в ванной, на уроке химии.

Я хотел, чтобы всё это закончилось. Я хотел, чтобы она оставила меня в покое.

– Ещё только один кусочек, – сказал я, беря со стола крошечный фарфоровый осколок.

Мама кивнула.

– Ещё один кусочек, – разрешила она. – А потом – спать.

Однако после того, как я приклеил этот кусочек, я продолжил работу.

Я подобрал ещё один фрагмент. И ещё один.

Я стал как машина. Я размещал осколок, держал его, пока клей не высохнет, тянулся за другим фрагментом, и проделывал всё это по новой.

Прошли часы.

У меня болели глаза, и голова падала на плечи. Но я продолжал.