Тринадцать

Поэтому я её уронил.

Всё было просто.

Я был рад, что она исчезла навсегда, и я был в этом уверен.

Потому что, конечно, мама могла попытаться собрать её, но ей бы это точно не удалось. Кукла была разбита вдребезги. На много маленьких осколков. Потребовалось бы много часов, чтобы восстановить её.

Поэтому она наконец – наконец-то! – исчезла из моей жизни.

* * *

Той ночью я услышал шарканье, словно крошечные ножки волочились по полу моей спальни. Я сказал себе, что это обычные ночные звуки, перевернулся на другой бок и натянул одеяло до подбородка.

Позже, когда солнце осветило мою комнату и я открыл глаза, угадайте, кто сидел по другую сторону моей подушки, меньше чем в двадцати сантиметрах от моей головы?

Она.

Она сидела там, без головы, только голубое платье с оборками и зазубренная фарфоровая шея. На коленях у неё лежал пакетик, тот самый, с осколками.

Я сел в кровати, сердце у меня бешено колотилось.

Я закричал хриплым спросонья голосом.

В этот момент мама ворвалась в мою комнату.

– Митчелл, – воскликнула она. – Что случилось?

Что-то щёлкнуло у меня в мозгу.

«Мама, – понял я. – Ну конечно».

Несколькими неделями ранее она в шутку подсунула мне в раковину в ванной резиновую змею. В другой раз она пряталась у меня в шкафу больше двадцати минут, чтобы выпрыгнуть, когда я меньше всего этого ожидал.

Это было очевидно. Это сделала мама.

Она же была последней, кого я видел с этой куклой.

Должно быть, она на цыпочках прокралась в мою комнату и положила куклу на подушку в шутку или в наказание за то, что я её разбил.

«Ха-ха, мам», – подумал я, когда моё сердцебиение пришло в норму.