От этого открытия Андреа сделалось неловко, будто она получила больше очков, чем соперница.
– Очевидно, это я, – Джудит показала на серию снимков УЗИ, которые она разложила веером в центре композиции, что символизировало исток ее жизни. – Моя мать приклеила их к своему зеркалу в ванной. Думаю, она хотела видеть их каждое утро и каждый вечер.
– Наверняка так и было, – согласилась Андреа, но ее взгляд был прикован к заметкам на вкладыше кассеты, прикрепленной к правому нижнему углу. Небольшие фрагменты цветных фотографий созвездием обрамляли написанный от руки список песен и исполнителей.
Кто-то сделал для Эмили сборник.
Джудит заметила:
– Музыка в восьмидесятых была в основном паршивая, но, должна признать, здесь все довольно неплохо.
Чернила размазались. Андреа могла прочесть только несколько корявых названий:
«Hurts So Good – J. Cougar; Cat People – Bowie; I Know/Boys Like – Waitresses; You Should Hear/Talks – M. Manchester; Island/Lost Souls – Blondie; Nice Girls – Eye to Eye; Pretty Woman – Van Halen; Love’s/Hard on Me – Juice Newton; Only/Lonely – Motels».
Она попыталась сложить россыпь разодранных кусочков фотографий вокруг текста в целые картинки, но потом поняла, что это были обрывки не разных фотографий, а одной. Два ледяных голубых глаза по диагонали. Два уха. Нос. Высокие скулы. Чувственные полные губы. Подбородок с небольшой ямкой.
У Андреа был комок в горле, но она заставила себя спросить:
– Кто сделал эту запись?
– Мой отец, – ответила Джудит. – Человек, который убил мою мать.
19 октября, 1981
Эмили сидела на смотровом столе в кабинете доктора Шредера. Одетая в хлопчатобумажный халат, она так сильно дрожала, что у нее стучали зубы. Миссис Брикел заставила ее раздеться полностью, в том числе снять нижнее белье, чего никогда раньше не случалось. Голыми ягодицами Эмили ощущала холод кожаной обивки через тонкие листы белой бумаги. У нее замерзли ноги. Ее тошнило, но она не могла определить, была ли это та тошнота, из-за которой она убежала вчера вечером с занятий по изучению Библии, или та, из-за которой ей пришлось выйти из-за стола за завтраком, не успев извиниться. В первом случае это наверняка было из-за стресса. Во втором – из-за приторного запаха кленового сиропа, от которого ей всегда было плохо.
Потому что Эмили ну никак не могла быть беременна. Она же не идиотка. Она бы знала, если бы у нее был секс, потому что секс – действительно важное событие. После него чувствуешь себя по-другому. Ты понимаешь, что все безвозвратно изменилось. Секс делает тебя совершенно новым человеком. Ты становишься настоящей женщиной. Эмили все еще была подростком. Она не чувствовала себя иначе, чем, например, в прошлом году.
К тому же у девочек постоянно пропадают месячные. Рики никогда не может уследить за своими. У Джерри Циммерман их не было несколько месяцев из-за той странной яичной диеты. И все знали, что Барби Кляйн так много играла в теннис и столько занималась бегом, что ее яичники вообще отключились.
Про себя Эмили повторила то же самое, что говорила последние два дня, пока ждала, когда откроется прием у ее педиатра: у нее желудочная инфекция. У нее грипп. Она просто больна, а не беременна, потому что она знала Клэя, Блейка и Нардо столько же, сколько знала себя, и просто невозможно, чтобы кто-то из них сделал ей что-то плохое.
Она почувствовала вкус крови во рту. Она случайно прикусила нижнюю губу.
ebooksa