Она почувствовала, как начинает качать головой еще до того, как ответить вслух:
– Нет. Я не могу врать.
– Значит, таков твой выбор, Эмили Роуз. Помни это. Именно ты сделала выбор. – Эстер коротко кивнула, обозначая, что один вопрос закрыт и можно переходить к другому. – Мы должны справиться с этим как одна семья, как мы делаем всегда. Тебе не надо было идти к Шредеру. Вот почему у нас связаны руки. У него длинный язык, и он всем расскажет, если ты придешь после каникул, а твоя маленькая проблема будет решена. Не говоря уже об этой его медсестре. Натали Брикел, наверное, хохотала как ведьма, когда узнала.
Эмили отвела взгляд. Миссис Брикел была очень добра к ней.
– Мне очень жаль.
– Я знаю, что тебе жаль, Эмили. – Голос Эстер сорвался. Она отвернулась, чтобы Эмили не увидела ее слез. – Нам всем жаль, но это не имеет никакого значения.
Эмили почувствовала, что у нее задрожала нижняя губа. Она ненавидела, когда ее мать плакала. Все, что Эмили могла, – это повторять одни и те же два слова до самой своей смерти.
– Мне жаль.
Ее мать ничего не ответила. Она спрятала лицо в ладонях. Она ненавидела, когда люди видели ее в моменты уязвимости.
Эмили подумала обо всем, что могла бы сделать сейчас – подойти к матери, успокоить ее, обнять, погладить по спине, как миссис Брикел гладила Эмили, – но эмоциональная поддержка выходила за рамки их давно установленных взаимных обязательств. Эмили всегда преуспевала в том, что делала. Эстер с одобрением за этим наблюдала. Никто их них не знал, что делать с неудачей.
Эмили оставалось только смотреть на свои сцепленные на столе руки, пока Эстер приходила в себя. Доктор Шредер, ее отец – они все были правы в одном. Это была только вина Эмили. Она видела, как каждая ее ошибка вспыхивает лампочкой на графике ее жизненного пути. Она хотела бы вернуться в прошлое с прозрением, снизошедшим на нее сегодня. Она бы не ходила ни на какие глупые вечеринки. Она бы не высовывала язык, как собака, и не глотала бы бездумно все, что кладут ей в рот.
Сколько бы недостатков ни было у Франклина Вона, клику Эмили он видел насквозь.
Нардо был коварен, как коряга в воде. Блейк постоянно говорил о колледже, куда они поступят благодаря компенсации по иску о смерти по неосторожности, но все знали, что в конце концов он бросит учебу. А Клэй… Как Эмили вообще могла думать, что Клэйтон Морроу стоит того, чтобы тратить на него время? Он был высокомерным, бездушным и очень, очень эгоистичным.
Эстер всхлипнула. Она высморкалась в салфетку из коробки на столешнице. Ее глаза покраснели, а косметика растеклась. Она была абсолютно опустошена.
И снова Эмили смогла сказать только:
– Мне очень жаль.
– Я не понимаю, как ты могла это допустить. – Голос Эстер охрип. Слезы продолжали катиться по ее щекам. – Я так многого хотела для тебя. Ты знаешь это? Я не хотела, чтобы ты надрывалась, как я. Я пыталась облегчить твою жизнь. Дать тебе шанс стать кем-то, не принося в жертву все остальное.
Эмили снова начала плакать. Она была раздавлена разочарованием своей матери.
– Я знаю, мам. Мне жаль.
– Теперь никто не будет тебя уважать. Ты это понимаешь? – Эстер сцепила руки, как в молитве. – То, что ты сделала, перечеркнуло весь твой ум, твой труд, твое старание, твою целеустремленность – все, что ты сделала хорошего в жизни, пропало зря ради пяти минут… чего? Тебе не могло это понравиться. Эти мальчишки едва достигли половой зрелости. Они дети.