— Беги в комнату, я ужином займусь, — быстро сказала она. Сказала громко, пытаясь заглушить нарастающий звук.
— Помочь? — спросила Полинка.
— Не мешать, — криво улыбнулась Ольга, и Полинка, тихо фыркнув, наконец вышла.
Ольга бросилась к окну. Жека шагал по улице, держа почерневший от грязи колокол за рукоятку, раструбом вверх, как держали его мусорщики двадцать, тридцать лет назад, а может, и раньше, когда ни Ольги, ни даже города О. не было на свете. Жека нес колокол торжественно, как факел, с гордостью римского императора, исполненный серьезности и осознания важности своего дела. Когда звон стал оглушительным, Ольга распахнула окно и залезла коленками на подоконник.
— Совсем сдурел? — заорала она, но Жека уже прекратил шествие, колокол смолк, и в наступившей тишине голос Ольги прозвучал дико и скрипуче, как вопль обезумевшей старухи.
— Привет, — улыбнулся Жека. — Вот, видишь? — он тряхнул колоколом, и Ольга почувствовала, как барабанные перепонки вдавливает прямо в мозг. — Мусорка приехала.
— Что за фигня? — спросила она гораздо громче, чем нужно. — Какая, к черту, мусорка, уже двадцать лет как баки стоят! Ты что, так с тех пор и ходишь?
— Ну не все время, — повел плечами Жека. — Я просто подумал — мало ли. Подумал — вдруг тебе что выкинуть надо.
Ольга отшатнулась. Увидела визитку, так и зажатую в пальцах.
— Ну что? — спросил Жека. — А то знаешь, он долго стоять не будет. Три минуты — и дальше поехал, расписание же, люди ждут. Так тебе надо выкинуть чего или как?
Он топтался под окном, доброжелательный и спокойный; горбатый нос багрово светился в жемчужной пелене мороси, маленькие глазки в светлых ресницах моргали и щурились, будто Жека терпеливо смотрел вдаль. Он готов был ждать, но не очень долго. Ровно столько, сколько положено.
Ольга снова посмотрела на визитку и до боли закусила губу.
— Мааам! В дверь звонят, не слышишь, что ли?
Она слышала. Звонки один за другим ввинчивались в уши — неторопливые, уверенные, настойчивые, ритмичные, как звон мусорного колокола. Полинка тенью выскользнула в коридор, тревожно уставилась на Ольгу, замершую в проеме кухни.
— Может, из больницы? — тихо спросила она. — У тебя телефон отключен, что ли?
Ольга привалилась плечом к косяку, сложила руки на груди и прикрыла глаза. Рано или поздно тому, кто стоит за дверью, придется уйти. Не станет же он давить на кнопку всю ночь.
— Мам, ты открывать не будешь, что ли, так и будешь стоять? — спросила Полинка, и в ее возмущенном голоске послышался испуг. Ольга молча покачала головой. — Кто там? — совсем тихо спросила Полинка, и Ольга дернула плечом. Звонки продолжались. Все такие же равномерные и уверенные. Как будто робот звонит. Как будто не человек… Ольга взглянула на дочь. В полутемном коридоре глаза Полинки казались топазовыми. Как бледно-голубые кристаллы на цветной вклейке в книге, которую показывала Янка. Восемь из десяти по шкале твердости. Почему она это знает? Зачем она это помнит?!
— Иди в комнату, — шепнула Ольга, и Полинка отчаянно замотала головой. Ольга представила, как широко улыбается Голодный Мальчик, снова и снова нажимая на кнопку. Он может делать так сутками. Годами. Вечно. Время разрушит звонок, съест Ольгу и Полинку, но Голодный Мальчик будет звонить в дверь…
Звонок. Десять, пятнадцать, двадцать ударов сердца, заходящегося в тишине, короткие присвисты резкого, поверхностного дыхания. Звонок. Зрачки Полинки становились все шире. Чернота поедала топазы. Поедала свет. Звонок. Полинка напряглась, сжимая кулаки, и Ольга с ужасом поняла, что дочка сейчас завизжит от ужаса, и будет визжать и визжать, пока дверь не рухнет, и латунные язычки замков будут торчать из ее торца, как золотые зубы из десен мертвеца, а потом войдет он, и Полинка замолчит навсегда. Превратится в молчуна.
Полинка дернула носом, произнесла что-то, неразличимое за новым звонком, и рванула к двери. Ольга выбросила руку, пытаясь перехватить дочь за шкирку, остановить, загородить, спасти, — но Полинка уже сбрасывала цепочку, крутила щеколды; миг — и она распахнула дверь навстречу чему-то огромному. Пол ушел у Ольги из-под ног.
ebooksa