В закутке установилось молчание. Длилось оно долго.
— Ну что, братва, вы уразумели, куда мы с вами чуть было не вляпались? — спросил наконец Подкова. — Чувствую, что уразумели не до конца… Ну, так я вам растолкую, как оно есть на самом деле. Кому надо, чтобы железная дорога, на которой находится наш родимый лагерь, нарушила свою работу? А ответ здесь, братва, только один. Фашистам. Да-да, им. А поскольку фашисты далеко, и их руки не могут дотянуться до железной дороги, то они удумали разрушить ее нашими руками, обещая взамен свободу, деньги, документы… Это я и хотел вам сказать. И услышать ваш ответ.
— Так что же, получается, что вот этот, — один из присутствующих указал на Осипова, — фашист?
— А то кто же, — устало ответил Подкова. — Самый настоящий. И так получается, что наш «хозяин» Сальников — тоже. И кто-то еще там, на воле. Все — командиры. А воевать против советской власти предлагают нам. Ну что, братва, повоюем? Или как?
За каждое напрасно сказанное слово блатным полагается держать ответ. Поэтому блатные народ немногословный. Однако после слов, сказанных Подковой, все присутствующие в закутке загомонили враз, выражая несогласие.
— Да, — сказал Подкова. — У нас, конечно, свои счеты с советской властью, но с фашистами нам не по пути! Мы не торгуем Родиной, даже если она нам злая мачеха. И потому — лучше всем нам сдохнуть в этом лагере, чем добывать свободу такой ценой. Нам предлагают скурвиться, но мы честные воры. А с Родиной мы как-нибудь разберемся, даже если она нам злая мачеха.
И вновь на сей раз одобрительный гомон прозвучал ему в ответ.
— А тогда так, — стал раздавать указания Подкова. — Этого… — он запнулся, — этого фашиста мы кончать не будем, коль уж обещали. Но и отпускать его тоже не станем. Ты и ты, посторожите его в этом закутке. И объясните ему, что он должен вести себя тихо. Остальные расходятся. А ты слетай по-быстрому к Музыканту и Угрюмому и приведи их ко мне.
— …Вот, значит, такие дела, — закончил рассказывать Подкова. — Раскололся этот Осипов, как грецкий орех. Да оно и понятно — каждому хочется жить. Даже фашисту… В общем, то, что я обещал, я выполнил. Можете забирать вашего фашиста. Он там, в закутке, под охраной. Обещал вести себя тихо.
— Спасибо тебе, — сказал Раздабаров. — Рад, что ты не оказался сволочью и не скурвился.
— Обижаешь старого больного человека, — скривился в улыбке Подкова. — Ну, ступайте. Воюйте… Да, кстати. На нас как на свидетелей нигде не ссылаться. Все равно ведь ничего не скажем. Потому что не по понятиям.
— Договорились, — улыбнулся Раздабаров.
…Как и было уговорено, Карагашев в эту ночь ночевал в лагере. Притом неподалеку от спального барака, где спали заключенные. Поэтому вызвать Карагашева условным знаком было просто.
— Группы захвата готовы? — спросил Лыков, оставшись с Карагашевым один на один.
— Готовы, — ответил следователь.
— Где Сальников и Белов, вам известно?
— Белов у себя дома, — ответил Карагашев. — За его домом ведется наблюдение. Так что он никуда не убежит, даже если и сильно захочет. А Сальников сейчас у себя в кабинете. Я организовал ему срочный вызов. Поднял по тревоге… Он все интересовался — а что, а почему… Я ему сказал: узнаешь потом.
— Молодец, — улыбнулся Лыков. — Ты все правильно сделал. Ну, вяжите этих ребятишек. Они того заслужили. А когда повяжете, дай нам знать.
— Обязательно, — сказал Карагашев.
Через полтора часа Карагашев вызвал к себе сразу двоих — Раздабарова и Лыкова.