Старшина поверил в Сорокина, и, когда однажды тот попросил рекомендацию в партию, Григорий Иванович написал ее такими теплыми, сердечными словами, что она одновременно походила и на отцовское напутствие сыну, собравшемуся в дальнюю, трудную дорогу, и на ответственное поручительство за честь, достоинство и преданность молодого коммуниста.
Сорокин прочитал ее, сдержанно вздохнул и сказал: «Спасибо за доверие». И действительно, очень скоро он оправдал доверие и надежды Григория Ивановича. Месяца через два, неожиданно для многих, но только не для старшины, на инспекторской проверке было установлено, что во взводе лейтенанта Сорокина все солдаты отличники. Человек этот умел работать без шума и треска, заботясь не о своей личной славе, а о доброй славе всего коллектива. И это как-то само собой принесло ему то, чего некоторые добиваются правдой и неправдой. Незаметный, он стал заметным, его дважды избирали членом бюро партийной организации, а теперь доверили пост секретаря.
Григорий Иванович гордился своим «крестником» и искренне уважал его, потому что был непоколебимо уверен: на таких честных и скромных работягах, как Сорокин, только и держится наша земля. Капитан также уважал Григория Ивановича, верил ему и думал о нем то же самое. Но сейчас Сорокин, пожалуй, впервые позволил себе усомниться в правильности того, что сказал ему старшина Петров. «Ну чем это так не понравился Григорию Ивановичу лейтенант Громов? Старшине, пожалуй, хочется всех под одну гребенку постричь. Мягко выражаясь, это смахивает немного на солдафонство, но старику простительно: походишь столько лет в старшинах, и не то еще запоешь», — подумал Сорокин и, выслушав Григория Ивановича, спросил деликатно:
— А не кажется ли вам... что вы... ну как вам это сказать, несколько преувеличиваете опасность, угрожающую Громову?
Григорий Иванович испытующе посмотрел на Сорокина. «К чему клонит капитан? На какое преувеличение намекает?»
— Нет, я ничего не преувеличиваю, товарищ капитан.
— Видите ли, Григорий Иванович, Громов — личность не стандартная, не типовая, что ли... Это, на мой взгляд, натура яркая, вот и проявляет она себя несколько непривычными для вас красками.
Старшина усмехнулся не без горечи. «Всем хорош капитан, только вот в людях иногда по молодости ошибается. А это, пожалуй, самый большой недостаток молодости».
— Ну так пусть для людей проявляется, если он у вас такой, — сказал Григорий Иванович убежденно. — А если не для людей, тогда к чему все его краски.
— Ну что ж, — сказал Сорокин. — Если вы так думаете о Громове...
Вот и это нравится Григорию Ивановичу в «крестнике». От своего мнения ни за что не отступится, но и чужое мнение уважать умеет.
— ...Так вот, если вы считаете это нужным... займитесь Громовым, поговорите с ним.
— Что вы, товарищ капитан, неудобно это. Обидится еще. Скажет, авторитет его офицерский подрывают.
Сорокин покачал головой:
— Тогда я первый перестану его уважать. Вы у нас самый старый, самый заслуженный коммунист в полку. На месте Громова я бы гордился, что мной интересуется и занимается такой человек. Ведь, в сущности, в чем, на мой взгляд, основная беда Громова? Человек он, безусловно, способный, умный, образованный. А начитан так, что иной раз я просто завидую ему. Но опыта и знания жизни у него нет. Это точно. Да и откуда им быть у него? Со школьной скамьи прямо в военное училище, из училища — на взвод... Вот и помогите Громову. Это же первейший ваш долг, наиглавное ваше партийное поручение. Ну а я, как начальник Громова, как командир роты, сделаю вывод из нашего разговора. Договорились?
— Спасибо за уважение, Семен Гаврилович, — сказал старшина. Он был доволен новым партийным поручением. Никогда еще не было у него такой жадности к работе. К любой — только давайте. Потому что где-то в глубине души жил теперь ранее неведомый ему страх: а вдруг обойдут его, Григория Ивановича, делом. И не случайно, а по умыслу обойдут. «А что это значит? Это значит, намек тебе, дорогой Григорий Иванович, постарел, мол, братец, собирайся в отставку, не путайся под ногами. Хочешь, с почетом проводим тебя на покой, а не хочешь шума — тихонько уходи. Как душе твоей угодно... Душе моей? А ей не угодно... а ей не угодно уходить из жизни. Слышите?»
Поэтому обрадовался Григорий Иванович, когда Сорокин сказал: «Вот вам новое партийное поручение».
«Дело дают, — значит, живем!» И все-таки не удержался старшина, поворчал немного:
— Лучше бы поручили это, товарищ капитан, секретарю комсомола. Ему удобно, он офицер, да и не мешает ему вообще подзаняться офицерами-комсомольцами. А то они, пожалуй, вообразят, что, коли звездочки у них на погонах, так они на все сто процентов воспитаны.
Капитан понимающе улыбнулся: «Ворчи, ворчи, старшина, если тебе это доставляет удовольствие».
ebooksa