Солдат, сын солдата. Часы командарма

22
18
20
22
24
26
28
30

— Можно подумать, что у тебя тут друзей нет.

А в самом деле, стоит подумать, есть ли у него здесь друзья. Товарищей по военному училищу приказ министра разбросал по всей стране. А кого из друзей детства, из школьных своих товарищей он хотел бы сейчас повидать? Да, пожалуй, лишь Юру Красильникова. «Только о чем мы с ним разговаривать будем? Он — о лошадиных клистирах, а я... Юра, конечно, чудак... И как это его угораздило на ветеринарный».

— Красильниковых ты встречаешь? — спросил Геннадий.

Антонина Мироновна поджала губы: какие, мол, Красильниковы? И тут же спохватилась:

— Юра раза два звонил, интересовался тобой.

— Поедем, Варя, на часок. Юра славный парень, тебе он понравится. И сестра у него твоих лет.

— Голова что-то болит, — сказала Варя, — а ты поезжай.

Странный ответ. Разве для этого необходимо ее разрешение? Конечно, он поедет к Юре.

— Да, да, — заторопилась Антонина Мироновна, — поезжай, Гена. Напрасно ты, Варя, не хочешь. Это вполне достойная семья. Гена, не забудь, передать от меня привет и наилучшие пожелания Глафире Ивановне, Леониду Семеновичу и Юре, а Машеньку поцелуй за меня в обе щечки.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

К сожалению, Юрия он дома не застал, оказалось, что Красильников-младший уехал в Монголию с научной экспедицией своего института изучать какую-то лошадиную болезнь. Зато Геннадия познакомили с новым членом семьи Красильниковых (Леонид Семенович так его и представил) — женихом Машеньки, студентом химико-технологического института, Славой Бадейкиным.

— Поздравляю тебя, Маша, желаю счастья, — сказал Геннадий. — И, кроме того, мама поручила мне расцеловать тебя в обе щечки.

Маша смутилась, потупилась и, подставив Геннадию внезапно похолодевшую щеку, успела шепнуть ему:

— Славочка у меня страшно ревнивый.

Она могла и не говорить об этом, и так было ясно, что Слава Бадейкин не в восторге от появления лейтенанта Громова. «Знаем этих друзей детства». А невинный поцелуй «по поручению» и вовсе привел ревнивца в ярость.

«Как смотрит! Еще зарежет меня по глупости», — едва сдерживая смех, подумал Геннадий.

Леонид Семенович налил в стаканы пиво.

— А ну, навались, ребята. За твое здоровье, Гена. Мы этим летом часто вспоминали тебя, беспокоились, как ты там, на юге. Тяжкое, наверно, у вас было лето?

— Тяжкое, — подтвердил Геннадий. — Особенно когда империалисты полезли в Ливан и Иорданию. Ощущение было такое, что мир висит на волоске и вот-вот вспыхнет война. Ну, мы, понятно, подтянулись, расправили плечи. Выглядело это, скажу я вам, Леонид Семенович, очень-внушительно, и поджигатели, понятно, задумались...

— При чем тут вы? — резко возразил Слава, жаждавший схватки с лейтенантом. — Битву за мир нынче летом выиграли наши дипломаты. А вы участвовали в этой большой дипломатической игре только в качестве кулака... Понадобилось стукнуть во время разговора по столу, вот вами и стукнули.