В этот же миг, старуха мощным рывком повернула голову пленника в другом направлении. Позвонки опять затрещали. В правое ушное отверстие влетел такой же обильный плевок.
Глеб стал глухим уже на две стороны. Боясь шевельнуться, он замер, как статуя. Ведь любое движение парня неминуемо кончилось свёрнутой шеей. То есть, спинной мозг разорвался бы в верхнем отделе. Это привело бы его к неподвижности на всю долгую жизнь.
Весьма аккуратно, старуха повернула к себе лицо побледневшего гостя и тут же продолжила непонятные действия. Судя по движениям тонких сиреневых губ, она не прекращала вести монолог.
Шершавые лапы прошлись по вспотевшему лбу и щекам потрясённого Глеба. Холодные, как тело лягушки, ладони быстро спустились чуть ниже и остановились на шее. Червеобразные пальцы обхватили горло несчастного пленника и сжали, словно тисками.
Оставшись без доступа воздуха, парень вытаращил глаза, открыл рот на всю ширину, и постарался вдохнуть. Старуха вновь что-то сказала и плюнула ему прямо в лицо.
Едкая жидкость огнём обожгла дрожащие веки и слизистую оболочку у глаз. Взор опять затуманился. Глеб перестал, что-либо видеть. Только смутные, белесые пятна продолжали маячить далеко впереди. Не в силах кричать от обжигающей боли, он лишь слабо хрипел.
В тот самый миг, новый плевок влетел ему прямо в распахнутый рот. Секунду спустя, старуха неожиданно ослабила хватку. Горло освободилось от прочных тисков. Глеб смог, наконец-то, расправить мышцы груди.
Парень поспешно втянул в себя воздух и захлебнулся отвратительно зловонной субстанцией невероятно горького вкуса. Вязкая жидкость плотно забила гортань и ринулась вниз, по трахеям.
Глеб неожиданно понял, ещё полминуты невыносимых мучений, и он умрёт от удушья. Сознание вновь помутилось. Пленник опять провалился в беспросветную тьму.
Сколько времени он находился без чувств, Глеб точно не знал. Когда парень очнулся, то сразу почувствовал, что слюна страшной жрицы куда-то бесследно исчезла. Ничто уже его не душило. Каким-то удивительным образом зловонная вязкая жидкость всосалась в стенки сосудов и перестала блокировать дыхательный путь.
Теперь он, мог свободно наполнить горящие лёгкие живительным воздухом. Глеб сделал несколько вдохов. Он ощутил слабое головокружение и окончательно вернулся в сознание.
Первое, что парень заметил, было лицо древней старухи, маячившее перед глазами. Острота восприятия постепенно вернулась. Пленник с облегчением понял, что его стопроцентное зрение осталось точно таким, каким было раньше. Если б его ещё не держала эта непонятная тварь.
Старуха не сводила с него тёмного взгляда и продолжила плести беспрестанный, неразборчивый заговор. Голова Глеба опять закружилась. В её тихом шептании он начал кое-что различать.
В глазных яблоках парня засверкали яркие вспышки. Перед мысленным взором неслись какие-то странные образы. Бормотанье старухи уже не казалась несвязным набором пережеванных звуков. Оно стало слагаться в слова на невообразимо далёком наречии.
— «Так это же, древний санскрит». — догадался вдруг пленник. Каким-то мистическим образом Глеб неожиданно понял, о чём идёт, собственно, речь: — «Она говорит, теперь я смогу общаться с теми людьми, кто покинул сей мир».
В мозгу ошеломлённого парня, неожиданно ярко блеснуло: — «На’га! Старик сказал — На’га!»
Тут в голове что-то щёлкнуло. Из глубин долговременной памяти всплыла страница энциклопедии, с блёклой картинкой и небольшим пояснением: — «На’га — это древнее божество многих народов. Его представляли в виде огромной змеи с человеческим торсом и черепом, укрытым веером змеиных голов».
Глеб вздрогнул от ужаса и похолодел от невероятной догадки: — «Так значит, она до сих пор существует, а меня принесли ей, как сакральную жертву? Можно сказать, отослали с этого света на тот, к тем, кто уже благополучно почил. Таким образом, я смогу теперь с ними общаться?»
К этому времени, старуха закончила речитатив и надолго умолкла. Пленник тоже затих. Он с содроганием ждал смертельной развязки и перебирал в голове варианты своей неминуемой гибели.
— «Одно движение её мощного змеиного тела и я буду раздавлен, как муха в кулаке человека! Или она высосет всю мою кровь, как говорилось в историях о древних вампирах? Или старик сожжёт меня на ритуальном костре, как это до сих пор происходит в языческих странах?» — в измученном страхом, сознании Глеба мелькали картины, одна страшнее другой.