Алиса быстро находит общий язык с людьми. Шутка Георгия привычная, почти московская, простота обращения тоже. И ей приятно говорить с Георгием один на один, без свидетелей, хотя бы по телефону. Ей казалось, что между ними возникает что-то милое и доброе.
— Хорошо, что я не просил лошадь с утра, а то попал бы из-за вас в неудобное положение.
— Так мы не едем?
— Едем!
— Когда? Сейчас?
— Нет. Завтра с раннего утра. Полюбуетесь рассветом на нашей реке.
Алиса не поняла, чем надо любоваться, и переспросила.
— Рассветом! Рассветом!
— Рассветом? — удивилась она.
— Да. Снега у нас бывают синие-синие… Поедем на синем коне… Увидите голубые избы… Но, пожалуйста, соберитесь с вечера.
«Голубые избы! На синем коне», — откуда это у него?» — подумала она.
— А сегодня?
— А сегодня мы не увидимся… — спокойно сказал Георгий.
У Алисы вечер оказывался пустым. Соседки по гостинице звали ее в кино. Модулин, ставший недавно вторым секретарем горкома, хотел свозить ее на стройку еще одного нового завода… Лосева шла на вечер к местной журналистке. Придется идти туда.
Алиса почувствовала, что в комнату бьет сильный свет. Она подняла тюлевую занавесь и увидала, что на стекле протаял большой овал и что на улице ослепительное солнце, горят снега на крышах домов и, кажется, капает. Странно, в таком морозном краю и как тепло в это самое суровое время зимы. Она вспомнила, что сказал Георгий про рассвет, потом его вчерашние рассказы.
Георгий на другой день не смог показать гостье рассвета. Лошадь в мохнатом инее на морде и на боках ждала у подъезда гостиницы. На конном дворе знали художника и давали ему лошадь без возницы. Слава его, в ограниченных пределах, протянулась на несколько десятков километров по обе стороны города, вверх и вниз по реке. Охотники утверждали, что он отлично говорит по-эвенкийски, моряки полагали, что он служил когда-то на флоте, а возчики на конном дворе доверяли ему лошадей и считали его знатоком по конской части, так как он однажды нарисовал лошадь и повесил у них в конторе. Ему еще учитель говорил, что лошадей рисовать очень трудно, Георгий знал, что у лошадей есть свои характеры и это надо уловить. Лошадь для конного двора он написал добрую, терпеливую, но сильную, с большими копытами, смирную.
Георгий не был ни охотником, ни юнгой на корабле, ни джигитом. Просто иногда замечал во всяком деле что-то такое, чего не замечали другие, даже специалисты. Но это бывало только иногда и давало повод для ложных представлений. На него поглядывали с удивлением: откуда, мол, знает?
Художники, приезжавшие на стройку из краевого центра, не считали Георгия талантливым, полагали, что он просто работяга, сидит тут, чтобы потом хвастаться. Восполнить «подвигом на стройке» отсутствие образования.
Георгий поднялся на второй этаж и, спросив номер Гагаровой, постучал в дверь.
— Ко мне нельзя! — тревожно ответила Алиса.