— Сейчас, пожалуй, поздно. А давайте завтра… Нет, завтра я обещала съездить к маме за город. Позвоните мне после выходного или когда вам будет удобно.
— А вы как мой телефон узнали?
— От Лены. Он у вас не изменился, записан у меня с тех пор. Я вам звонила, мне сказали, что вас нет в Москве. Теперь подумала, что вы могли вернуться.
— Спасибо вам! Спасибо за память!..
На следующий день позвонили наконец из издательства. Старший редактор художественной прозы Елена Сергеевна просила его приехать ознакомиться с поступившими рецензиями. Он тотчас явился.
— Одна у нас давно лежит, — Елена Сергеевна назвала фамилию рецензента, известного писателя, прозаика. — Я не вызывала вас, пока не поступит вторая. Теперь она пришла.
Фамилия второго рецензента, критика, попадалась Пересветову на страницах «Литературной газеты».
— Садитесь, пожалуйста, за стол и прочтите их обе. Я отлучусь ненадолго в корректорскую.
Немолодая, хотя значительно моложе Пересветова, с гладко зачесанными, слегка седеющими на висках волосами, Елена Сергеевна производила впечатление человека спокойного и деловитого.
Писатель отзывался о романе с большой похвалой, предлагал издать его к 40-летию Советской власти, хотя и делал ряд замечаний. Самое крупное относилось к первой части: рецензент рекомендовал автору начать не с детства Сережи, а прямо с последних классов реального училища, чтобы сразу ввести читателя в основной сюжет. Глава о детстве отвлекает в сторону, ее лучше заменить несколькими страничками в порядке возвращения к прошлому главного лица. Константин сокрушенно покачивал головой: выбрасывать десятки страниц, далеко не худших?.. «Ну, подумаю потом», — решил он.
Вторую рецензию читал бегло, под впечатлением от первой; замечания критика казались мелочными, хотелось добраться поскорей до основных выводов. «Действие романа движется не событиями, которые определяли бы судьбы героев, — прочитал он. — Авторский произвол — вот единственная причина и движущий механизм смены эпизодов… — Ого! Константин взъерошил волосы пятерней. — Весьма несовершенны приемы, какими сделаны у К. Пересветова человеческие характеры. — О каких приемах идет речь, в чем их несовершенство? …Да и не делал я характеры, брал с живых людей… В чем именно авторский произвол? Ни одного примера. — Даже центральные фигуры действующих лиц не выглядят живыми людьми…» «Неестественно звучит речь героев»…
«Ну раздраконил!» — шептал Пересветов, расстегивая воротник рубашки. Два-три замечания о языковых погрешностях сильно его ужалили, эти огрехи он успел заметить сам и исправил их в рабочем экземпляре. Основное в рецензии не убеждало, но ошарашивало. Лихорадочно перебрав заново листы первого отзыва, Константин отыскал в нем строки:
«Нет никакого сомнения в том, что в советскую литературу пришел новый талантливый писатель — К. А. Пересветов. Созданный им образ юноши большевика Сережи Обозерского привлечет к себе симпатии советской молодежи. Он придется ей по сердцу своей ненавистью к старому миру, своей нравственной чистотой, широтой кругозора, страстностью, с какой отдается служению революции…»
— Кому же из них я должен верить? — обратился он к вернувшейся в кабинет Елене Сергеевне.
Она с улыбкой развела руками.
— Обычное расхождение рецензентов во мнениях. У каждого свое восприятие художественного произведения, особенно среди писателей и критиков.
— Расхождение расхождению рознь! Нельзя же так голословно дискредитировать рукопись: приемы не годятся, люди неживые, речи неестественны, — и ни одного конкретного примера и доказательства. Какие приемы? В чем неестественность? Допустим, что рецензент двадцать раз прав, — так пусть докажет, а он просто охаял рукопись, повернувшись к ней спиной. Что это за наездничество? Что могу я, автор, извлечь из такой, с позволения сказать, критики? Нет, я этого так не оставлю. Я буду отвечать ему письменно.
— Отвечать рецензентам не принято. К тому же он не отвергает рукопись начисто. Ведь он пишет… — Она взяла со стола рецензию. — «Интересно по замыслу»… то же по материалу. Находит у вас «стремление донести до читателя правду о виденном и пережитом» и так далее. Предлагает передать рукопись на литературную обработку, значит, не отклоняет ее.
— Так он просто непоследовательный человек! Раз люди не живые, говорят не по-людски, какая же обработка поможет? Мертвому припарки?
— Ну вы уж чересчур принципиальничаете, — Елена Сергеевна улыбнулась.
ebooksa