Уходящее поколение

22
18
20
22
24
26
28
30

— По-моему, хорошо. Выдумки бывают интересные у некоторых писателей, но они не так задевают…

Ей нужно было зачем-то в центр города, они перед вечером встретились на площади Свердлова. Она сказала, что прочла роман почти до конца, и решительно заявила:

— Напечатают. Не знаю, к чему бы могли придраться? Я не критик, конечно, но… Знаете, я ведь не поверила, что вы можете писать как настоящий писатель, — призналась она смеясь. — Наверно, потому, что живого писателя никогда в глаза не видала.

В последующие недели они виделись несколько раз, то у нее, то в Центральном парке имени Горького: осенние вечера еще не успели захолодать. Гуляли по набережной Москвы-реки. Вспоминали Уманскую; рассказывали каждый о своей жизни. Говорить с ней Константину было легко, ему нравилась ее отзывчивость и искренность, их он особенно ценил в людях.

Теплым вечером Пересветов провожал Аришу домой по длинной и малолюдной в этот час замоскворецкой улице. Рассказал о смерти своей жены и обмолвился, что решил больше не жениться.

— Да? — Кажется, она немного удивилась. — Почему же? Как знать наперед, что будет… Но вы все-таки знали, что Оля к вам не вернется, — добавила она, помолчав, — а я двенадцать лет верила, что он жив. В пятьдесят четвертом году получила извещение: обломки самолета подняли из болотной топи в Белоруссии. Парашют уцелел; Виктор не успел спрыгнуть… — Ирина Павловна тяжело вздохнула и тихонько, словно про себя, вымолвила: — Ох, не везет мне…

Слова эти звучали неоглядной искренностью, не чувствовалось в них нисколько опаски попасть в ложное положение женщины, ищущей мужа, ни вообще какого-либо расчета. Что подумалось, то и сказалось.

Константин и не придал в тот момент ее словам особого значения. Конечно, «не везет» относилось к гибели мужа. Однако постепенно выплыло сомнение: ведь Уманская тогда намеревалась сказать ей то самое, что ему; и если сказала, то его слова о решении не жениться Ирина Павловна могла принять прямо на свой счет.

Что же выходит? Ни с того ни с сего, без всякого повода объявить женщине, которую ему «сватали» (!), что жениться он не собирается. Что она могла подумать? Поверит ли она после этого в его хорошие дружеские чувства? Не разобидится ли? Чего доброго, почтет за ухажера, охотника до развлечений без записи в загсе?

Как он мог не подумать о такой возможности? Зачем вообще было заговаривать о женитьбе, что его тянуло за язык? Как они встретятся теперь после такой его бестактности?

Эти неприятные мысли ночью долго не давали ему заснуть. Впрочем, может быть, он зря усложняет дело? Отчего не взглянуть на все проще: ведь после первого ее телефонного звонка он с легким сердцем решал при случае рассеять неясности ложного положения, в которое могло поставить их вмешательство Елены, — вот он и выполнил это свое решение.

Но почему же теперь он размышляет о случившемся не с легким сердцем? Или переменилось что-то с тех пор? Что же? Почему так беспокойно ему от мысли, что он мог ее разобидеть? В конце концов, не в том же дело, подумала она о нем хорошо или плохо, при случае он сумеет доказать, что он не ловелас. Выходит, дело в нем самом?.. Ему, оказывается, стало небезразличным отношение к нему женщины, о которой он столько лет не вспоминал? А может быть… может быть, ее слова доказывают, что и он стал ей не безразличен? При этой мысли сердце его билось сильнее.

Как теперь они встретятся?.. Не оборвется ли по его глупости ниточка взаимного доверия, начавшая возникать между ними? С этим опасением он пробудился утром следующего дня. По счастью, встречи не нужно было долго ожидать, вчера они условились, что сегодня, в воскресенье, он будет у нее около полудня. Позавтракав, Константин прилег на Володин диван с книгой, но не читалось. В голове чувствовалась тяжесть после неспокойной ночи.

Произошло же все непредвиденно просто. Войдя в прогретый солнцем двор, Костя заметил Ирину Павловну с ведром в руке, которое она несла, отведя для равновесия свободную руку в сторону, как это делают деревенские женщины, и, глядя себе под ноги, чему-то своему улыбалась. Возле крыльца она подняла глаза, увидела его, от неожиданности едва не расплескала воду и, покраснев от своей неловкости, рассмеялась. Преграда, построенная между ними Костиным воображением, рухнула.

Он отнял у нее ведро, они поднялись на третий этаж. В доме чинят водопровод; жильцам сегодня приходится брать воду из колонки.

Если бы Константин мог проникнуть в мысли Ирины Павловны, когда она говорила, что ей не везет, мнительность его не разыгралась бы столь безудержно. Уманская действительно советовала ей выйти за Константина Андреевича. Ирина возразила. Он, конечно, человек симпатичный, безусловно порядочный, с ним можно связать свою судьбу, но он герой не ее романа. «Не потому, что он старше меня, — говорила она Лене, — просто он не так и не настолько мне нравится, чтобы хотелось выйти за него замуж». Чувства входили в Аришино сердце и уходили из него не просто и не скоро. Позвонила она Пересветову, не думая о замужестве. Недостатка в претендентах у нее не было, но она вся ушла в заботы о матери, о сыне, годами жила надеждой на возвращение отца ее ребенка и мысли о новом замужестве для себя не допускала. Преданность своим близким родным людям не оставляла места для других чувств.

Возвратись вчера домой, она думала о Пересветове не так и не то, что он предполагал. Она перебирала в памяти всякие мелкие подробности их встреч. Как-то они садились в переполненный автобус; женщина с округлым животом, очевидно, беременная, сердито оттесняла Аришу из очереди, чтобы раньше подняться на подножку; Ариша не уступила и вошла в автобус первой, а Константин уступил дорогу другим и вошел последним. Когда они сошли у своей остановки, он спросил: всегда ли Ирина Павловна бывает такой настойчивой, как сегодня? Она догадалась, почему он спрашивает, и вспыхнула.

— Это вы о той женщине? — Константин промолчал. — Если она в положении, могла войти с передней площадки, а не ломиться в общую очередь. Она нахальная.

Константин продолжал молчать.

— Впрочем, вероятно, вы правы, — признала она. — Надо было ей все-таки уступить. — И тихонько добавила: — Вы умный.