— Почитают, — возразил Лохматов. — На словах они и Макаренко почитают. Поговори с ними, так они «в принципе» за все новое, современное, только сами пробовать его не хотят, ждут, пока им другие разжуют да в рот положат. Или зубы на нем сломают… Ты, Костя, здесь, в Москве, Леонарда Леоновича из поля своего зрения не выпускай. Потолкуй с ним, он сочинения Макаренко и Сухомлинского назубок выучил, а я ведь больше с практической стороны к ним прислонился.
— Не слушайте его, Константин Андреевич, он прибедняется. Я еще только впервые берусь за интернат, а он…
— А он уже на одном интернате обжегся, хотите вы сказать? — подхватил его реплику Федор.
— Все мы на чем-нибудь обжигались, не в этом суть… За битого двух небитых дают.
— А где вы раньше работали? — спросил Пересветов Долинова.
— Воспитателем в Нахимовском училище, в одном из южных городов. Я пединститут окончил, в училище историю преподавал. А заодно еще гимнастику.
— Вот тебе, Костя, и родная душа сыскалась! Историк и спортсмен. Ведь он когда-то заядлым футболистом был, — кивнул Федя на Пересветова.
— Ну футбол теперь даже мне не по годам, не говоря про Константина Андреевича.
— А вам сколько лет?
— В прошлом году разменял пятый десяток.
— Счастливец! — вздохнул Лохматов. — Кабы мне сорок один, я не на одном бы еще интернате обжегся. Не побоялся бы второго инфаркта.
— Федя, — сказал Константин, — я после нашего прошлого разговора думал о разновозрастных отрядах. Пожалуй, наш с тобой личный опыт в их пользу говорит. Пошел бы ты в революцию, если бы собраний нашего кружка, лежа на печке, не подслушивал? Если бы тебе Сергей «Капитал» Маркса не давал читать? Выходит, на квартире у твоей тетки Прасковьи Илларионовны у нас нечто вроде разновозрастного отряда складывалось. И в моей судьбе тот же Сережка Обозерский огромную роль сыграл, а он на три года старше меня был и несравненно начитанней. Да и с отцом я в Казани жил на хлебах в компании старшеклассников и студентов, что-то в меня от них западало.
— Не сомневаюсь, Костя, у нас с Леонардом Леоновичем в союзниках сама жизнь, она свое возьмет. И в обычной школе, не в интернате, общеученическая общественность, объединяющая школьников разных классов, — те же учкомы, — должна немалую воспитательную роль сыграть. Это неплохо, что мы с вами, — обратился он к Долинову, — не принадлежим к сонму старых шкрабов, сжившихся с рутиной, не способных взглянуть на судьбы школы со стороны. Не знаю, существует ли общественный аппарат консервативнее школы. Сдвинь-ка с места махину в сорок миллионов учащихся с тремя миллионами педагогов…
— Двигать школу партия будет руками молодежи, пришедшей из педвузов. Я приглядываю себе таких, пусть не очень опытных для начала, лишь бы не косных и, главное, не равнодушных к делу…
В министерстве просвещения шло одно из педагогических совещаний с представителями местных органов образования. Лохматову по его просьбе разрешили выступить и поделиться своим опытом работы в интернате.
— Слушали не без интереса, — рассказывал он Косте. — Но придрались к формулировке и приписали мне, будто я Макаренко противопоставляю Сухомлинскому. А что я сказал? Что цель у них в принципе одна, а методика, сказал я, в принципе разная. Вот это второе «в принципе» меня и подкузьмило. Кто-то заявил, что «только враги советской педагогики могут противопоставлять Макаренко Сухомлинскому». Это называется меня поняли! Во враги записали. Я потребовал, конечно, слова, объяснил, что хотел сказать, но вопрос о разновозрастных отрядах, о чем единственно по поводу моего сообщения стоило толковать, был уже скомкан. В общем, получился у меня в Москве первый блин комом.
— Но ты подчеркнул, что оба подхода вполне совместимы?
— Конечно, одно другое дополняет. Говорил, что оба метода воспитательной работы в советской школе мы проводим и будем проводить.
— Ну какой же ты враг советской педагогике? Тебя просто не поняли. Скажем, на лекции или на консультации профессор лично контактирует со студентами, а на семинаре руководит их коллективной учебной деятельностью. Зови эту разницу методически принципиальной или не зови, дела не меняет, одно с другим прекрасно сосуществует. Так что никакой ты ереси, по-моему, не высказал.
Провожая Федора на Ленинградский вокзал, Константин рассказал ему об учебных замыслах Варевцева с его товарищами. Федя скептически покачал головой:
ebooksa