— Да, но меня попросили поговорить с ней, чтобы этого не произошло, а я не справилась.
— Нет. Я внимательно слушала, тебя попросили поговорить с ней, чтобы она поехала в рехаб, а не для того, чтобы ты убедила ее не прыгать в окно.
— Инициатива наказуема, да?
До глубокой ночи мы говорили обо всем. Я рассказала о матери, о том, что все-таки наполовину киргизка.
— А я родилась и выросла в Татарстане, у меня татарское имя, но, по правде говоря, вся моя семья с обеих сторон русские и чуваши, — мы немного помолчали, — ковыряя вилками рис и овощи в тарелках. — Кстати, я написала вчера преподу. И уже записалась на первый прием к психотерапевту, в соседнем комплексе открылась новая клиника, — она выразительно посмотрела на меня, — может, тебе тоже записаться?
— Нет, у меня уже запланирован прием у моего врача. Через месяц.
Перед сном я выпила три таблетки снотворного по 250 мг каждая, что было еще допустимо при моем плане лечения, но уже на грани. Зато я добилась желаемого результата: когда я открыла глаза, то лежала в Красногорской квартире. Арина стояла у зеркала, висевшего на дверце шкафа, вновь в незнакомом мне платье. При жизни она любила короткие приталенные силуэты, но одежда, в которой она являлась в моих снах, была легкой, воздушной и удлиненной.
— Доброе утро.
— Вечер, — она усмехнулась.
Я разглядела в ее руках матовую помаду бренда “Its skin” — такие давно сняли с производства, и оттенок “ Show me what you got” остался только в воспоминаниях о времени, когда мы работали в магазине корейской косметики. Мы зарабатывали крайне мало и, конечно, купить помаду за 990 рублей не могли, зато регулярно пользовались тестерами, и они же постепенно становились нашими. Что-то выводили из ассортимента, что-то настолько не пользовалось спросом, что мы просто забирали себе, поэтому при зарплатах в 15 тысяч рублей в квартире водились декоративная и уходовая косметика. И эти помады не нравились никому из-за сложности в нанесении, кроме Арины, — мне даже показалось, что у нее сформировалась зависимость от этого винного оттенка. Она порой по полчаса тщательно красила губы, чтобы просто дойти до соседней двери пекарни.
— Я не хотела к тебе приходить, чтобы этого не происходило. Я знала, что так будет.
— Пожалуйста, проведи со мной еще немного времени. Совсем чуть-чуть, хорошо?
Мне не пришлось давить на жалость или манипулировать — она уже пришла и, говоря о том, что не хотела, просто придавала своему поступку ценности. И при жизни это было ее способом сказать “я люблю тебя”, через “посмотри, что я для тебя делаю”.
— Немного.
Она часто говорила со мной этим стальным тоном, но по-настоящему редко ругалась или была столь категорична, как хотела показаться.
— Два месяца?
— Неделя.
— Полтора месяца?
— Исключено.
— Хотя бы месяц, — я умоляюще посмотрела на нее.
ebooksa