— Нет.
— Наверное, по-английски должно звучать совсем по-другому. Суть в том, что однажды Бог устроил потоп на всей обитаемой суше, а одному человеку, его звали Ной, приказал построить большой корабль, взять на него людей и животных. Все утонули, а этот корабль выжил.
— Это просто старая сказка про наводнение. Такая, наверное, есть у всех народов. А вторая история?
— Люди попытались построить башню до неба, а Бог ее разрушил и заставил людей воевать друг с другом.
— Заставил воевать друг с другом. Вам это ничего не напоминает? У вас священники не намекают на некоторую схожесть этой истории с выпусками новостей?
— Полагаю, им запрещено.
— Но Вы говорили, у вас нет цензуры.
— Для культурного наследия цензуры нет. Для пропаганды и всяких там намеков есть.
Следующую встречу с русским аналитиком Уинстон начал с самого главного вопроса.
— Зачем это все? Зачем я вам нужен? Зачем вам нужно, чтобы я лучше понимал европейцев?
— Подумайте, — спокойно ответил Виктор Петрович. Он ждал этого вопроса.
— Вы сказали, что не можете расстрелять человека, который хоть на что-то годится. Хотите предложить мне какую-то работу?
— Вы бы возражали?
— Даже не знаю. Я думал, меня сломали в Министерстве Любви. Я предал всех, даже Джулию. Но я не предал Англию. Любая работа, которую вы мне предложите, будет работой в конечном итоге на врага, потому что вся ваша огромная страна это просто подсобное хозяйство при армии.
— Кто бы говорил! — Виктор Петрович искренне возмутился, — Да ваша Эйрстрип Ван не более, чем тоталитарная секта при военном флоте! Придуманная американцами, чтобы забрать себе британскую колониальную империю, а саму Британию поставить себе на службу и подешевле!
— Правда? — переспросил Уинстон.
— Нет, на ходу придумал, — недовольно ответил аналитик.
Характерная особенность русского языка — когда те же слова, сказанные со скептической интонацией, означают прямо противоположное.
— Американцы?
— Конечно. Вы не читали «Скотный двор»?