— Да, это верно. Человек не может долго лежать в одном положении — мешает думать. Но я хотел рассказать про мою розу…
— Взгляните на ястреба, — пылко прервал его Джонс, стараясь выиграть время, — его держит только воздух, а какое достоинство, какая целеустремленность! Что ему до того — выбрали ли Смита губернатором или нет? Что ему до того, что суверенные государства ежегодно посылают малоизвестных людей, про которых знают только то, что они не склонны к потливости, посылают их вмешиваться безнаказанно в дела других суверенных государств?
— Но, милый мой, это пахнет анархизмом.
— Анархизмом? Конечно! Рука Провидения и на ней мозоли от счета денег — вот что такое анархизм!
— По крайней мере, вы признаете, что есть рука Провидения!
— Разве? Не знаю! — Джонс надвинул шляпу на глаза, так, что видна была только торчащая трубка, и вытащил коробку спичек из кармана. Вынув спичку, он чиркнул о коробок. Спичка не загорелась, и он лениво отбросил ее в грядку фиалок. Потом попытался зажечь еще и еще одну.
— Поверните коробок, — пробормотал ректор.
Джонс послушался, спичка вспыхнула.
— А в чем же вы видите руку Провидения? — Он запыхтел трубкой.
Ректор собрал ломаные спички с грядки фиалок.
— А вот в чем: она помогает человеку подняться с земли и обрабатывать землю, чтобы кормить себя. Разве он встал бы и работал, если бы мог удобно лежать на земле? Даже та часть тела, которую Создатель предназначил для сидения, служит тоже только короткое время, а потом начинает бунтовать, подталкивает его ленивые кости, заставляет встать и двигаться. И спастись от земли можно только во сне.
— Но человек не может спать больше, чем треть своей жизни, — тут же напомнил Джонс. — А скоро он и трети не проспит. Род человеческий слабеет, вырождается: мы не можем выдержать такое же количество сна, как наши сравнительно недалекие (я говорю — геологически) предки, даже не можем сравняться в этом с нашими более примитивными современниками. Ибо мы, называющие себя цивилизованными народами, теперь заботимся о наших умах и наших артериях, а не о желудках и органах размножения, как наши предки и наши, не знающие принуждения, современники.
— Какого принуждения?
— Разумеется, социального. Лоу считает, что Лоу и Смит должны поступать так, а не иначе, должны и обязаны делать то или иное, потому что Смит тоже считает, что Смит и Лоу должны и обязаны поступать так или иначе.
— А-а, понятно. — Священник вперил добрый немигающий взгляд прямо в солнце. Роса испарилась с травы, белые и желтые нарциссы становились сонными, словно девушки после бала. — Скоро полдень. Зайдем ко мне, я могу предложить вам отдохнуть и позавтракать, если вы не заняты.
Джонс встал.
— Нет, нет. Огромное спасибо. Не стану вас беспокоить.
Ректор был сама сердечность.
— Что вы, какое беспокойство. Я сейчас один.
Джонс отнекивался. Он обожал хорошую еду, у него был на это нюх. Ему достаточно было пройти мимо дома — и он нюхом чувствовал: хорошо тут кормят или нет. И Джонс не очень благосклонно, с точки зрения гастрономии, реагировал на приглашение ректора.