Я повернул мулов.
— И береги бабушку, малец, не то Джон Сарторис шкуру с тебя спустит. А не он — так я спущу! — Повозка двинулась вперед, и дядя Бак заковылял рядом. — Увидишь Джона — передай, пусть оставит лошадей на время и займется стервецами синебрюхими. Пусть бьет их без пощады!
— Передам, сэр, — сказал я. Мы поехали дальше.
— Счастье его, что бабушка не слышит, а то заставила бы вымывать рот мылом, — сказал Ринго.
Бабушка и Джоби ждали нас у компсоновских ворот. У ног Джоби стояла еще одна корзинка, прикрытая салфеткой; оттуда высовывалось бутылочное горлышко и черенки роз. Ринго и я пересели назад, на сундук, и Ринго снова то и дело стал оглядываться, приговаривая:
— До свиданья, Джефферсон! Здравствуй, Мемфис!
А когда выехали на первый загородный взгорок, он оглянулся и сказал тихо:
— А что, как никогда не кончат воевать?
— Не кончат — ну и не кончат, — сказал я И не оглянулся.
В полдень остановились у родника, и бабушка открыла корзинку, достала розовые черенки, подала их Ринго.
— Когда напьетесь там, смочишь корни в роднике, — сказала она.
Корешки были увернуты в тряпку, на них налипла земля; когда Ринго нагнулся с черенками к воде, я заметил, что он снял с них комок земли, чтобы сунуть в карман. Но поднял глаза, увидал, что я смотрю, и мотнул рукой, будто выбрасывая. Однако не выбросил.
— Захочу вот и оставлю себе эту землю, — сказал он.
— Но она не с нашей усадьбы, — сказал я.
— Знаю, что не с нашей, — сказал он. — Но все же миссисипская. У тебя и такой нет.
— А спорим? — сказал я. Он смотрит на меня. — Что дашь взамен? — сказал я. Он смотрит.
— Взамен за что? — спрашивает.
— Сам знаешь, — сказал я. Он сунул руку в карман, достал пряжку, что мы отстрелили от седла у янки прошлым летом, когда попали в лошадь.
— Ладно, давай сюда, — сказал он.
Я вынул из кармана табакерку и отсыпал ему на ладонь половину земли (она не просто усадебная, она с нашего поля виксбергской битвы — ив ней победный клич, осажденная крепость, изможденно-железные, несокрушимые воины).
ebooksa