Мэтти ужаснулась его словам, и изумление, должно быть, отобразилось на ее лице. Си Пи рассмеялся.
– В твоей религии только муж с женой могут спать в одной кровати, да? Между нами ничего нет, не подумай. Мы просто друзья. Но спали в одной палатке столько раз, что я уже считать перестал.
Мэтти сочла это очень странным, но попыталась примириться с обычаями чужаков, поскольку знала: все, что Уильям внушал ей, было ложью.
– Думаю… тебе… лучше… – она указала на кровать.
– Уверена? – спросил Си Пи. – Не стану врать, на том диване мне будет тесновато, хотя спать у огня и приятно.
Мэтти кивнула. Так действительно было лучше. Си Пи сказал, что Джен бы не возражала, но Мэтти было очень трудно решиться лечь в одну кровать с малознакомым человеком. А если Си Пи будет спать рядом с Джен, он сможет проследить за ее состоянием. Если бы он лег в столовой, то все равно несколько раз за ночь заходил бы в спальню и проверял подругу.
Си Пи начал снимать куртку и ботинки, и Мэтти поспешно вышла из комнаты. Она не знала, станет ли он раздеваться до трусов, но ей совсем не хотелось быть свидетельницей этого зрелища.
– Не закрывай дверь, – крикнул он вслед.
Ей хотелось снять тяжелые юбки и верхнее платье и переодеться в ночную рубашку, но она услышала шорох простыней и решила не возвращаться в спальню за своими вещами. Она все еще была в пальто и сейчас сняла его, убрала и присела на корточки у дивана, зная, что из спальни ее не видно. Сняла подъюбник и осталась в шерстяном платье, чулках и толстом свитере. Разворошила угли кочергой и подложила дров, чтобы огонь горел всю ночь.
Мэтти забралась на диван и накрылась вязаным одеялом. У огня было тепло и уютно, она устала и хорошо поела. В соседней комнате Си Пи ворочался в кровати, пытаясь удобнее устроиться в незнакомом месте. Сможет ли она заснуть, когда рядом спят два чужака?
Уильям понес ее вниз по лестнице прочь от мамы, от ее странно неподвижного лица и липко-сладкого запаха. На Сэм была одна пижама, даже носков на ногах не было, и она понимала: что-то не так, что бы Уильям ни говорил. Ведь мама любила ее и никогда бы не позволила кому-то ее увезти, даже Уильяму.
Уильям был маминым приятелем. Сэм он всегда нравился, потому что играл с ней и Хезер, а порой сажал ее на плечи, когда они гуляли. Временами ей казалось, что это ее папа. Своего настоящего отца она не помнила; тот давно ушел.
Но теперь Уильям вел себя странно, и мама не откликнулась, когда Сэм ее позвала. Она не хотела уходить с Уильямом. Он ей не папа, он не мог ее забрать. А Хезер не было дома, она пошла на ночевку к девочке из класса, и если Сэм сейчас уйдет, она даже не сможет попрощаться с сестрой.
– Не хочу уходить! – воскликнула она. – Отпусти!
– Саманта, – сказал Уильям, – я уже говорил, что ты должна слушаться меня и подчиняться мне. В третий раз повторять не стану.
Она извивалась и вырывалась, но у него были очень сильные руки. Руки Уильяма были намного сильнее ее тщедушного тельца, но сейчас в его объятиях она не чувствовала себя спокойной и счастливой; он сжимал ее как в тисках. Никогда еще она не ощущала себя такой маленькой, как в тот момент, когда Уильям превратился из веселого маминого друга в великана из сказки. Великана с кровью на зубах.
– Я не хотел этого делать, – сказал он и зажал ей нос и рот.
Девочка не могла больше дышать, и вскоре исчезли и мама, и Уильям, и странные запахи, и тени ее спальни.
Открыв глаза, она увидела, что сидит в машине. Машина ехала быстро. Снаружи свистел ветер; грохотали по дороге шины. Саманта была пристегнута ремнем, тот впивался в горло – она была такой маленькой, что мать сажала ее на бустер, хотя все ее друзья уже ездили без бустеров. В этой машине бустера не было, ее ноги болтались высоко над полом, и она видела перед собой приборную панель. Так нельзя, подумала она; детям нельзя сидеть спереди, только сзади. Спереди ездят только взрослые.
Это была не просто машина. Большой пикап. Сэм выглянула в окно и увидела стремительно проносившиеся мимо деревья. Она вытянулась; впереди расстилалось пустое шоссе.