Последняя сказительница

– Ну теперь ты их увидел.

Она машет рукой, чтобы он уходил, выбрасывая длинные, как ножницы, пальцы.

Вокси поднимает глаза, и я встречаюсь с ним взглядом. Он улыбается, и я усмехаюсь в ответ, прежде чем понимаю, что творю.

Канцлер поворачивается ко мне, и я быстро снова смотрю вперёд.

На лице её сияет то, что мама называет голливудской улыбкой.

– Зетты, я Канцлер.

Сладкий запах её дыхания так близко, что наполняет мои ноздри.

– Жду, когда вы покажете, чем можете помочь Коллективу. У нас много работы и мало времени.

Канцлер стоит ко мне лицом перед нашей шеренгой и смотрит поверх голов.

– Оставайтесь вместе, как отряд, пока каждый не получит отдельное задание.

Она выходит из спальни в коридор.

– За мной, – зовёт она нас, будто домашних животных.

Мы минуем соседнюю детскую комнату, где в самый первый день я видела ворчливую главную дежурную, суетившуюся около капсулы со светловолосым мальчиком. Идём дальше. В комнатах, где должны быть другие пассажиры в стазисе, видны стены из шестигранных спальных труб, сложенных вместе, как соты.

Канцлер сворачивает в коридор, ведущий в огромный открытый парк.

Я вижу впереди большие окна и вспоминаю, как, впервые его увидев, Хавьер кричал: «Ого!» и прижимал к стеклу ладошки. Вспоминаю дорожки и бассейны, театр и кафетерий на другой стороне. Это напоминало волшебство. Как повезло Коллективу, что они жили на корабле с таким крутым оформлением.

Вместо этого мамина секвойя Гиперион наблюдала за Коллективом так же, как Иста и Попока смотрели на свои народы в ожидании мира.

Мы приближаемся к повороту, ведущему к окнам. Мамина секвойя вот-вот покажется впереди.

Сворачиваем за угол.

Я щурюсь от яркого света. Замедляю шаг, глядя вниз. Горло пересохло.

Центр огромной комнаты абсолютно голый и белый. Я моргаю, думая, что попала в другое место. Парка нет. Кустов и деревьев тоже. Ни сцены, ни театра – ничего. Ни беговой дорожки, ни спортзала – вместо них белые стены. Экраны над головой, показывавшие земное небо, пусты.