Последняя сказительница

22
18
20
22
24
26
28
30

– Можете идти, – заканчивает она.

Ей не нужно повторять дважды. Вот он, мой шанс.

Я иду к лифту мимо Зетты-четыре, весело протягивающей поднос женщине, которая меняет пустой стакан на полный.

Войдя в лифт, я нажимаю на кнопку шестого этажа.

Я задумываюсь о словах Бена в первый день.

«Мне очень жаль, доктор Пенья. Дети будут на противоположной стороне корабля, как раз напротив». Пока лифт поднимается, я мысленно провожу черту от наших комнат до противоположной стороны. Но между детской стазисной комнатой и родительской, располагается половина Коллектива.

Выйдя из лифта, тщательно изучаю обстановку и вздыхаю. Если поймают, скажу, что заблудилась. Я прохожу мимо детской и продолжаю путь к задней части корабля, следуя на противоположной стороне зеркальным маршрутом, пока хватает сил. Планировка на той стороне такая же, как и на нашей, и вскоре я нахожу нужную комнату. Дверь открывается с таким же звуком.

Но вместо капсул для взрослых задняя стена комнаты – сплошные кровати в форме пчелиных сот, каждая покрыта тёплым одеялом для призрачной креветки. У каждой кровати лежит аккуратно сложенная одинаковая одежда.

Где же они?

Я продолжаю путь по коридору и обнаруживаю похожие комнаты, но стазисных капсул в них нет.

Вдали длинного коридора слышатся голоса. Я на секунду останавливаюсь и прислушиваюсь. Голоса приближаются.

Развернувшись, я бегу в противоположную сторону, оказываюсь в центре задней части корабля и, прислонившись к стене, крепко зажмуриваюсь, решая, как поступить. Можно пойти навстречу тем людям и убедить их, что я заблудилась. Или же продолжить поиск родителей. Я открываю глаза. Мне хватает нескольких секунд, чтобы привыкнуть к освещению. Я вижу дверь и под ней щель, из-под которой пробивается фиолетово-синий свет. Голоса становятся громче.

Открыв дверь, я вхожу в комнату. Мои шаги отдаются эхом от металлической платформы. Фиолетовый прожектор цвета океана, как фирменный знак корпорации «Плеяды», освещает лестничный колодец, спиралью спускающийся в темноту. Дверь закрывается, и тут же приближаются голоса. Я не дышу, пока люди не проходят мимо и голоса не стихают.

Я делаю ещё один шаг, и он отдаётся нескончаемым эхом. Я иду в самый жуткий для меня кошмар, сплошную тьму, и ни мама, ни папа, ни Хавьер не держат меня за локоть. Схватившись за перила, я шагаю вниз. С каждым шагом ступеньки одна за другой освещаются, пробуждая к жизни фиолетовое сияние. Воображение рисует, что сзади меня преследуют, и я стараюсь отвлечься, считая ступени. Никаких признаков этажей не видно.

– Сто сорок два, – шепчу я. – Сто сорок три.

Счёт меня успокаивает.

– Двести семнадцать, двести восемнадцать…

Эхо моих шагов становится всё отчётливей, и вдруг я понимаю, что стою на крохотной лестничной площадке лицом к двери. Я прижимаю ухо к косяку, медленно открываю дверь, вхожу в трюм, где мы были в первый же день, и тщательно осматриваюсь. Как и четыреста лет назад, у входа в дальнем конце примостился блестящий тёмный шаттл, похожий на жука.

Я смотрю вглубь и вижу лабораторный комплекс из плексигласа, о котором говорила Нила, построенный, наверное, ещё Беном. Продолжаю осматривать пространство, где в центре находились склады с металлическими контейнерами. Но их уже нет.

Вместо этого секция трюма заполнена рядами стазисных капсул. Я улыбаюсь и зажимаю рот ладонью. Где-то сотня капсул. Я обхватываю себя руками, чувствуя, что вот-вот расплачусь.