Я сажусь, скрестив ноги, перед спальной ячейкой Зетты-четыре.
– Отец Бланкафлор был странным королём. Он так боялся внешнего мира, что превратился в огра с прозрачной кожей и змеиным голосом.
Зетта-четыре отшатнулась и хихикнула. Я тоже отодвигаюсь, поразившись её фырканью. И улыбаюсь. Или им не удалось блокировать эту часть мозга, или что-то в моём рассказе до неё дошло.
– Но Бланкафлор была щедрой, доброй и хорошо относилась ко всем, кого встречала. Кожа у неё была смуглая, красновато-коричневого оттенка, как горы Сангре-де-Кристо.
Зетта-четыре закрывает глаза и улыбается. Знаю, что она рисует всё это в воображении, хотя понятия не имеет, что это за горы.
Я глажу её мягкие волосы.
– А волосы у неё светлые, как перья снежной совы.
Пушинка. Вот нашлось имя и для Зетты-четыре.
– Сова, – шепчет себе под нос Пушинка и морщит лоб, совершенно сбитая с толку: как может выглядеть птица, которую мы никогда не увидим.
– Однажды, когда в их владения забрёл принц, Бланкафлор спасла его от отцовского гнева.
Я рассказываю Пушинке о невозможных заданиях, которые король давал принцу, чтобы выкупить свободу. Как Бланкафлор помогала принцу, доставая необходимые инструменты для выполнения задачи.
Но король всё равно не отпустил принца на свободу, и принц с Бланкафлор бежали.
Не слишком ли далеко я захожу…
– Когда её отец послал погоню за Бланкафлор и принцем – а скакали они на королевских крылатых конях, – Бланкафлор вытащила из волос гребень и бросила. И выросли из земли скалистые горы.
– Земля?
Я представляю вечеринку, устроенную Канцлером, вращающийся зелёно-голубой шар в их бесцветном мире. Никаких расцветок, кроме тоников. У меня в груди разгорается жар.
– Да.
– Земля, – шепчет она.
Я продолжаю.
– Там жили Бланкафлор и принц. Такая была планета.