Саван алой розы

22
18
20
22
24
26
28
30

Кошкин изучал дневниковые страницы в кабинете, в жилой своей квартире. Светлана давно спала – шел четвертый час ночи. Воробьев, вероятно, тоже спал, но Кошкина это не смутило: собрав страницы, что отдал Лезин, собрав все дневники, он наскоро переоделся и собрался ехать на Фонтанку.

Только перед выходом заглянул в спальную – предупредить Светлану.

– Уже утро? – сонно изумилась она, когда Кошкин наклонился поцеловать на прощание.

– Нет, спи, родная. Мне на службу надобно – дело срочно.

– Останься, Степа… – не поднимая век, попросила она. Задержала руку на его плече.

– Не могу, – шепнул он – но Светлана уже спала.

И все же именно сейчас Кошкин почувствовал себя счастливейшим из смертных – когда поцеловал ее безвольную руку и осторожно уложил поверх одеяла.

Но дело и правда было безотлагательным. Экипаж удалось раздобыть, и теперь он скоро катился по опустевшим улицам. Как только прибудет на Фонтанку, Кошкин намеревался послать за Воробьевым, и тот, конечно, явится – куда ему деваться.

Хотя расстались после допроса Лезина они вчера не слишком хорошо…

* * *

– Куда вы, Степан Егорович?! Как же так? Он же признался в убийстве Бернштейнов! Только что! Отчего же вы его не арестуете?!

Кирилл Андреевич, едва не забыв свой чемоданчик у Лезина, бежал за начальником и искренне недоумевал, почему тот столь запросто уходит.

– Не шумите, господин Воробьев, сделайте милость просто сядьте в экипаж! – Кошкин и сам был зол, что убийство Бернштейнов, похоже, так и останется нераскрытым. Но сделал над собой усилие и постарался объяснить: – Доказательств вины Лезина нет! Ни одного! Фактов нет! Улик нет! Есть только слова – а от слов на суде он, конечно же, откажется!

Воробьев, чье лицо от негодования пошло красными пятнами, стоял на своем – упрямец – и даже в экипаж садиться отказался:

– Преступники не должны оставаться на свободе! – отчеканил он, яростно, требовательно глядя на Кошкина. – Мы ведь для того и служим с вами в полиции, Степан Егорович! Следует сделать хоть что-то!

– И что вы можете сделать? Улики ему подбросить? Ну уж нет – не вздумайте, если дорожите местом. Вы обычно весьма сдержаны, вот сдержитесь и на этот раз, Воробьев! Закон превыше чувств, порывов и даже, если хотите, справедливости.

– Да неужто! – с вызовом бросил тогда Воробьев.

Будто намекал на что-то.

Известно на что – на то, что сам Кошкин закон, порою, обходил весьма ловко.

– Сядьте в экипаж, Воробьев, нам пора ехать, – вяло отмахнулся на это Кошкин. Спорить не посчитал нужным. Воробьев, однако, смотрел волком и подчиниться отказывался. Кошкин настаивать и не собирался: – Не хотите? Ну и черт с вами!