Хлопнул дверцей изнутри и велел трогать.
А теперь, выходит, Кошкин снова в Кирилле Андреевиче нуждался. Наверное, и можно было кого другого сыскать, кто получше в почерковедении разбирался, но Кошкин как будто к своему протеже привык. Порой и симпатизировал его горячей преданности делу. Да и тот, должно быть, давно остыл и понял нелепость своих требований.
Сколь сильно же удивился Кошкин, когда, прибыв на Фонтанку, он обнаружил там оживление, какого вовсе не ждал в четыре часа ночи. В кабинетах всюду горел свет, а по неясным обрывкам фраз в коридоре он понял лишь, что вечером накануне был поднят штат сотрудников – для обыска в пруду. И будто бы что-то во время обыска нашли.
– Картины…
– Подсвечники, как в деле описаны…
– Часы серебряные…
Шептались то тут, то там и странно поглядывали на Кошкина, покуда он, не зная, что и думать, мчался в свой кабинет. Застал здесь и помощника – секретаря.
– Что за обыск?! – с порога вскричал Кошкин. – Кто велел?
– Так Воробьев… по вашему распоряжению.
Кошкин побледнел.
Дурак… Какой же дурак… Да и он сам не лучше: это ж он надоумил Воробьева, что улики Лезину можно и подкинуть…
– Где он? – едва разжав сведенные судорогой челюсти, спросил Кошкин.
– У Соболевых, в городском особняке теперь… – тяжело сглотнул секретарь, вытянувшись по струнке.
Кошкин не понял:
– Почему у Соболевых? Они здесь причем?
– Так… обыск-то был у Соболевых. В Терийоках, на даче у них… Там Кирилл Андреич добро, похищенное у вдовы Соболевой нашел – в пруду. Теперь кинулся и городской их особняк обыскивать. Я думал, вы знаете, Степан Егорыч, право слово…
* * *
Уже на подъезде к особняку Соболевых было очевидно, что в доме переполох. Полицейские экипажи, извозчики, дворники, сыщики всех чинов, адвокаты и – разумеется – журналисты. С трудом, едва прорвавшись через толпу зевак, Кошкин проник внутрь. В самом доме было ненамного спокойнее – должно быть, и детей малых перебудили.
Кошкин крутил головой, выискивая одного-единственного человека, с которого готов был содрать три шкуры прямо здесь, в гостиной – но Воробьев выскочил на него сам. Взбудораженный, взъерошенный, но с горящими, как у гончего кобеля глазами.
– Есть, Степан Егорыч! Трость! Мы нашли ее!
ebooksa