– Где? – тотчас откликнулся Кошкин. И решил содрать шкуру с подчиненного чуть позже.
А тот, будто и не было ссоры, и вины своей совершенно не чувствуя, живо сопроводил начальника в соседнюю залу. На диван здесь были свалены кучей трости – деревянные, темные, светлые, с набалдашниками и без. Словом, Воробьев воплотил то, что собирался сделать давно уже. Что и надо было сделать, по правде говоря.
Да и идея обыскать дно пруда на даче Соболева возникла у Воробьева как раз после опыта с Лезиным. Кто же знал, что на этот раз попытка будет удачной? Покуда ехал сюда, Кошкин передумал всякое. Допускал, что Воробьев и правда подкинул улики на дачу Соболева. Однако сейчас, в доме, все больше убеждался, что улики самые что ни на есть подлинные.
– Трости принадлежат Денису Соболеву? – спросил он.
– Да! – подскочил к нему Воробьев. – И вот, глядите!
Сунул ему под нос еще одну трость. Довольно простую, без изысков, цвета ореха и с тяжелой угловатой ручкой. Мельком Кошкин отметил, что набалдашник этот имеет что-то схожее с молотом по своей форме и, вероятно, мог бы быть орудием убийства вдовы Соболевой.
Но главное – на светлом дереве и без увеличительного стекла были видны бурые потеки.
– Въевшаяся в дерево кровь, – с готовностью подсказал Воробьев. – Ее явно пытались почистить – да не вышло. В лаборатории сделаю более точный анализ, но я успел уже капнуть раствор перекиси водорода. Шипит – а значит, это кровь, Степан Егорович.
Кошкину пришлось прочистить горло, отчего-то слова шли с трудом. Все четче он понимал сейчас, что дурак, с которого и надобно спустить три шкуры – это он сам и есть. И не только дурак… это что же – он покрывал убийцу, выходит? С убийцей Соболевым подружиться захотел. Чтобы тот о разводе его любовницы похлопотал.
– Где нашли?
– В гардеробе у Соболева, среди прочих тростей. Это его, сомнений нет, Степан Егорыч.
– Как сделаете анализ, Воробьев, трость надобно передать Нассону. Пускай подтвердит, могла ли она быть орудием убийства. И все же… – Кошкин сделал над собою усилие и сумел посмотреть в лицо подчиненному: – кто дал вам право, Воробьев, прикрываясь моим именем…
Кошкина грубо прервали – настежь распахнув дверь:
– Кирилл Андреевич! Нашли! В спальной у Соболева!..
И лишь доложившись, полицейский чин заметил Кошкина, сконфузился, не зная теперь, к кому обращаться, но Кошкин отмахнулся – не до того было. Вперед Воробьева он бросился в гостиную, а оттуда по лестнице наверх.
На втором этаже застал и членов семьи Соболева. Надо признать, все, кроме, разве что, Александры Васильевны, вели себя сдержанно, отстраненно и с большим достоинством. Даже Юлия Михайловна, которая лишь холодно заявила, что все это – сплошное недоразумение.
А вот сестра Соболева как будто была близка к обмороку: бледна невероятно и едва стояла на ногах.
– Подите к себе, Александра Васильевна, вам лучше прилечь, – искренне посоветовал Кошкин.
Та слабо кивнула, но с места не двинулась. А Воробьев – влюбленный в нее или нет – состояния девицы даже не замечал. Вихрем он пронесся к месту обыска и ничего вокруг не видел.
Что бы там ни было, нашли вещицу в большом шкафу в той же гардеробной. На самых антресолях, за шляпными коробками с цилиндрами Дениса Васильевича. Оттуда с большой осторожностью извлекли нечто, обернутое газетой. Развернул газету сам Кошкин и, хмыкнув, тотчас сообразил, что это. Четыре толстые тетради в акварельных обложках.
ebooksa