— Барбарис и изюм, — пояснила она мне и робко улыбнулась. — Мой муж покойный очень уважал чаевничать. И научил меня заваривать знатный…
Женщина на мгновенье запнулась.
— Давно его не стало? — спросил я глухо.
— Почитай десять годков. Но жили мы хорошо. И потому я часто его вспоминаю добрым словом. Ой, — спохватилась Зинаида, — что ж я вам мешаю трапезничать. Вы ж сказали, что проголодались.
— Составьте мне компанию, — предложил я.
— Только если чай, — потупилась женщина. — У меня аппетита нет, когда я нервничаю.
— Значит, можете рассказать, чем я вам помогу. Если вас не смущает, что я буду… трапезничать.
— Как скажете, Павел Филиппович, — женщина села на стул и сложила на коленях руки. — Я много лет кухаркой работаю в едальне при мануфактуре. Работникам готовлю. Иногда и подавать приходится, когда разносчики не выходят на смену. Не так давно у нас сокращения начались. Поговаривали, что уволят только новых работников. Но куда там, — женщина вздохнула и покачала головой. — Приехали новые хозяева. Ходили такие важные и решали, какие цеха будут сдавать в аренду, а которые пустят под склады.
Я кивнул, понимая, что при этом испытывали сотрудники.
— А потом началось, — Зинаида заерзала на стуле. — То поймали заведующего закройного отдела с ворованной ватой. То начальника цеха готовой одежды с мешком пуговиц.
— Считаете это странным? — нахмурился я.
— На кой Проньке эта вата? Да и ваты у них отродясь не водилось. Да и Леньке пуговицы эти даром были не нужны.
— Думаете, что их подставляют? — предположил я.
— Конечно, ваша светлость, — женщина поднялась и наполнила одну из чашек чаем. А мне подвинула корзинку с хлебом. — Ведь при сокращении положено платить компенсацию. Но всем, кого поймали на чем-то недостойном, предложили написать заявление на увольнение по собственному желанию. При таком-то раскладе ни о какой компенсации и речь не идет.
— И многих уволить успели?
— С десяток самых видных, — вздохнула Зинаида. — А других по-тихому попросили.
— А что профсоюз?
— Профсоюз тут бессилен. Так нам и сказали: раз сами написали заявление по собственному, то и претензий никаких к нанимателю нет. А как нет? — гостья возмущенно стукнула кулачком по столу. — Понятно же, что так всех и выкинут на улицу. И плевать им, что мы эту мануфактуру за свой дом считали и работали честно столько лет. Вчера несколько работников с красильного цеха просто молча ушли, сдав пропуска. И никто не знает, как их сподобились подставить.
— Считаете, что подставили? — насторожился я.
— У каждого из них семьи. Кто б в своем уме ушел просто так. Да и утром один из работников вернулся хмельным и кричал у ворот, что найдет управу на мошенников. Дружинники вышли и накостыляли дуралею, а потом отвели к остановке трамвайной.