Пора было наконец признаться. Сквозь плач я выдавила из себя:
– Я не могу… Понимаешь, я не могу их разбудить!..
Олеа вздохнул:
– Я понимаю. – Потом тихо, с какой-то тоской добавил: – Это моя вина.
В совершенно неподобающей манере я шмыгнула носом и взглянула на него.
– Что?
Обычно открытое лицо Олеа словно заволокла тяжелая туча.
– Я должен был догадаться, что для тебя это всё чересчур. Ты не приспособлена для такой жизни. Ты создана для вот этого, – он коснулся рукой крышки фортепиано. – Для красоты.
Я слушала его с нарастающим недоумением. Что он имеет в виду?
– С завтрашнего дня ты будешь вставать на два часа позже, я дам тебе будильник. Завтрак мы тебе оставим.
Я открыла рот, но так ничего и не сказала. А Олеа мягко добавил:
– Не переживай. Тебе надо просто как следует отдохнуть.
Он взял миску с камнями и встал.
– Сходи умойся, тебе полегчает. А я пока пробужу гразы. Обещаю, никому об этом не скажу.
Как во сне я поблагодарила его и на ватных ногах пошла в ванную. Холодная вода привела меня в чувство, и я наконец поняла, что имел в виду Олеа: он подумал, что я не могу пробудить камни из-за полного измождения.
Словно толстой иглой, меня уколол стыд, а следом накатила волна огромного, головокружительного облегчения.
Никто пока не знает мою тайну.
Но когда я вошла в столовую, то поняла, что чего-то не учла. Ланда смотрела на меня с подозрением, Вэльд – насмешливо приподняв бровь. Тарина переводила взгляд с меня на Олеа. Даже Нери подняла ко мне хмурое задумчивое лицо. Чувствуя, что у меня начинают гореть щеки, я поспешила занять свое место.
Ну конечно, я же пропала в музыкальной гостиной. Так что Олеа пришлось за мной заходить. Все, наверное, в недоумении.
Радуясь, что внимание переключилось с меня на еду, я немного выдохнула. Как Олеа объяснит свое решение? И, главное, как к этому отнесутся другие?