Иван Александрович Хлестаков со страхом вступал во вверенную Антону Антоновичу тюрьму, где сразу все не понравилось Ивану Александровичу: и воздух подозрительный, и подозрительная свита, и в довершение всего неожиданно перед Хлестаковым выросли два молодца тюремщика и, преграждая путь, кланялись хлебом-солью, серебряной чаркой, наполненной до краев, и всевозможными закусками.
Хлестаков оторопел, но все кругом кланялось и заискивающе улыбалось.
Не успел Иван Александрович прикоснуться к чарке, а из ближайшей камеры, как из могилы, раздалось протяжное:
— Здравия желаем, ваше высокоблагородие!
И эхом прокатилось по длинному коридору, как зазубренный урок, повторившийся всюду...
— Всем довольны, ваше высокоблагородие.
Иван Александрович элегантно раскланивался с невидимыми доброжелателями и, осушив чарку, жадно стал уничтожать закуску.
Коридор, по которому шел Иван Александрович, ничем не отличался от тюремного, и только на месте служителей тюрьмы в свите Ивана Александровича появились чиновники в парадных мундирах. Снова, как в тюрьме, выросли два человека с хлебом-солью, чаркой и закуской.
Чиновники просительно кланялись и улыбались.
Хлестаков уже освоился со своим положением, робость исчезла, и появилась начальственная осанка. Не успел он взяться за чарку, как из ближайшего класса рявкнули молодые глотки:
— Здравия желаем, ваше высокоблагородие.
А из других классов неслось:
— Всем довольны...
И тот же коридор, и та же свита, только чарку подносили люди в белых больничных халатах.
Иван Александрович принимал чарку так, как Наполеон принимал ключи от побежденных им городов.
А голоса, истерзанные болезнями и всякими недугами, вопили из разных палат:
— Здравия желаем...
ebooksa