Клыкастое чудовище несколько раз мучительно взревело бездонной глоткой и почти сразу же затихло. Крылатый швырнул окровавленные ошмётки вниз, на огромную кучу останков других растерзанных тварей, и тут же спикировал снова, выставляя вперед хищный тяжёлый клюв. Ещё остававшиеся в живых обитатели долины – капающие ядовитой слюной облезлые броненосцы, гигантские шершни со змеиными головами, лысые гиены с вытянутыми мордами и оскаленными лягушачьими ртами – с истошными воплями стремглав бросились от него врассыпную, ныряя в подземные норы и в ужасе забиваясь в щели между громадными валунами.
Птицеголовый монстр свирепо заклекотал, вновь раскидывая крылья, и из-под золотисто-алых стальных перьев обрушился наземь мощный, сокрушительный поток огня. В пламени залившего землю напалма мгновенно превращались в пепел тонкие шипастые чёрные лианы, вьющиеся меж камней, визжащие от боли твари корчились и мгновенно обугливались до скелетов в разгорающихся всё ярче ревущих кострах. Тогда меднокрылый оглушительно, отчаянно закричал и кинулся вниз сам, в самую гущу бушующего пламени, нырнул прямо в потоки раскалённой магмы, стекающие со стен, и остался лежать там неподвижно, раскрывая и снова закрывая бронзовый загнутый клюв, который облизывали огромные ярко-красные языки огня.
Когда пожар наконец затух, монстр с трудом вновь расправил дымящиеся оплавленные крылья, резкими взмахами разгоняя тучи пахнущего горелой плотью пепла и облака сажи вокруг себя, и снова тяжело взлетел в высоту, приземляясь на высокую, покрытую жирной копотью скальную площадку и превращаясь в меднокожее двуногое существо с крупной птичьей головой и абсолютно чёрными, мёртвыми как камень глазами, лишёнными зрачков и радужки. Птицеголовый с глухим, подхваченным гулким эхом исступленным воем проделал стальными когтями длинные глубокие царапины в шершавой от гари каменной стене и ещё некоторое время неподвижно стоял, прислонившись к стене лбом и не открывая глаз. По скале стекали тонкие, будто паутина, живые жгуты ледяного алого тумана, болезненно закручивались вокруг его запястий, обжигая, заползали под когти. Звали.
Когда тяжело шагающая фигура с покрытой тусклыми пятнами копоти пурпурной чешуёй появилась на склоне широкого скального уступа над мёртвым серебряным озером, тёмные потоки розоватой взвеси, тянущиеся из входа в Обитель, начали извиваться около её ног мглистыми густеющими струйками. Здоровенный косматый полуволк и стройный голубоглазый ящер с гладкой серебристой шкурой и когтистыми перепончатыми лапами невольно шарахнулись в стороны, когда тот проходил мимо.
– Вон отсюда, – безо всякого выражения сказал им птицеголовый, но в голосе его послышалось что-то такое, отчего обоих ураганным ветром сорвало в скачок.
Потом он молча опустился перед Сегуном и доньей Милис на одно колено, касаясь перепачканной в саже когтистой лапой покрытых чёрным мхом каменных плит. Скрестил запястья на груди, отпуская зверя: обгоревшие рыжие локоны, обожжённая кожа, болезненно-сухие невидящие глаза, мёртвенно-белое, словно мел, лицо с опалёнными ресницами, тёмная кровь, выступающая на растрескавшихся искусанных губах. По-прежнему не произнося ни слова, медноволосый вновь поднялся на ноги, и Правительница непроизвольно сделала шаг вперёд, протягивая к нему ладони:
– Вильф…
– Оставь, – Сегун положил руку ей на плечо. – Тэнгу воин. Пускай он сам решает.
Труп Тео с уже посиневшими губами всё ещё лежал на полу Обители. Ни единой, даже самой тоненькой ниточки энергии не тянулось больше от страшной рваной раны на его груди, ни даже тени её, ни даже запаха. Чёрная запёкшаяся кровь покрывала располосованное горло, словно коростой.
Вильф бросил на распластанное в слепящих розоватых лучах мёртвое тело последний короткий взгляд и закрыл глаза, ничком опускаясь на пол и раскидывая в стороны руки.
«Не бывает побед без павших…» – жаркой дрожью пробежалось по его позвоночнику.
«Человеческое…» – он прижался губами к горячему камню.
«Ты тули-па, воин…»
«Человеческое. Я не могу, Владетель. Убей…»
«…умереть?»
Вильф почувствовал, как на его запястьях сжались, придавливая к полу, два невидимых горячих кольца. Он больше не мог пошевелить руками, но не чувствовал ни сомнений, ни страха, совсем ничего – осталась только лавина отчаянных коротких рваных мыслей, повторяющихся в бесконечном зацикленном потоке:
«Человеческое. Слабость. Постыдная слабость. Убей. Не достоин. Слабость. Не могу. Не достоин. Убей. Постыдно. Я не могу. Акеру… целое. Одно. Одно целое. Единое целое. Всегда. Всегда были единым… я не могу. Не могу. Одно целое. Всегда… убей. Не достоин. Я знаю. Постыдная слабость. Одно целое. Акеру. Единое… Я не могу. Я знаю. Я не могу. Не могу. Не могу… Знаю-не-могу-убей… Знаю-не-могу-убей…»
Туловище как будто прошибло разрядом электрического тока, и Вильф до скрипа сжал зубы, сдерживая крик. Губы его побелели от боли.
«Не-могу-не-достоин-убей…»
Невидимые лезвия впились в напряжённые мышцы, онемевший затылок словно бы проткнули острой иглой, в подреберье и за грудиной зазвенело от нехватки воздуха. Жар усиливался, и сознание уплывало, но Вильф хорошо знал, что это продлится ещё долго, и что он до последнего будет всё чувствовать, потому что быстрая смерть – это милость, которой он не заслужил.
ebooksa