Слуга отречения

22
18
20
22
24
26
28
30

Длиннорукий запрокинул вверх уродливую рогатую голову и не увидел ни облаков, ни жгучего послеполуденного солнца – лишь ослепительно-яркое белое сияние, льющееся откуда-то сверху. И это сияние стремительно потащило его в высоту, всосало в себя, как лесное болото всасывает в себя долгожданную добычу.

Воздух вокруг заискрился и мелко задрожал, но эта дрожь тут же растворились в ждущей и чуть настороженной пустоте внезапно опрокинувшегося на землю купола небес – и не осталось ни отзвука её, ни даже малейшего эха. Длиннорукий нёсся, заключённый в упругий невесомый кокон, нёсся бесконечно долго, не разбирая дороги, прорываясь сквозь рваные пятна облаков… и вдруг окружающий его кокон затрещал и лопнул, расходясь по швам, и длиннорукий завис в пронизанной светом пустоте, распластавшись в тонких нитях ветра, словно паук в паутине. Над его головой закачалась чернильно-чёрная, усыпанная серебристыми блестками пелена, а внизу, до самого изгибающегося горизонта, раскинулось огромное пространство тёмно-синей пульсирующей ряби, а потом рябь сменилась перетекающими друг в друга зеленовато-жёлтыми пятнами далёкой-далёкой земли.

Не дающие ему покоя жгучие золотистые блики – отражения ТЕХ – ощущались повсюду, рассыпанные по земле, словно пригоршни янтарного песка.

… растоптать… уничтожить…

Длиннорукий выбрал одну из песчинок, поблёскивающую среди зеркальных клякс воды, и камнем метнулся вниз, влекомый сокрушительным, сметающим всё на своём пути воздушным потоком.

Коричневато-зелёная, испещрённая водяными жилами земля стремительно приблизилась, превращаясь во множество расплывчатыми проплешинами рассыпанных внизу островов, которые были покрыты отвратительным белым налётом.

Под растопыренными лапами раскинулась мёртвая твердь, на которой не росла трава, над головой полыхнуло дымчато-голубым мёртвое небо, в котором не летали птицы. Внизу растопырила гладкие серебристые щупальца исполинская неживая конструкция, искусственное нечто, жаждущее врасти в живую плоть: нагромождения стекла и безжизненного камня, путаница невозможно широких, покрытых мерзкой серой коростой дорог, заполненных гудящими механизмами, а ещё глубже, в подземельях – бесконечные термитные норы, по которым с гудением и грохотом ползали длинные металлические черви…

…вытравить… разбить… вдребезги…

Длиннорукий взревел от ненависти, ощущая, как щекочет горло воздух, гадко пахнущий чем-то кисловатым и ржавым. Ничто больше не мешало ему сейчас, и не было больше ни голосов, ни жужжания, ни пронизывающей кости изнутри дрожи, ни жжения в ступнях – он увидел свою цель. Увидел и почувствовал, как стремительно раздаётся в стороны, растягивается его тело, и швырнул себя вниз, в гущу струящихся по тусклой пепельной полосе гигантских железных жуков – и тут же один из жуков при виде длиннорукого в страхе замедлился и вильнул в сторону, а другие, мчащиеся за ним, метнулись к нему сзади, со скрипами и рычанием впечатываясь друг в друга и сбиваясь в одну бесконечную, бесформенную дымящуюся массу…

* * *

– …а во время пенальти я вообще думал, что у меня сердце выпрыгнет! А? Скажи? – Пьер взъерошил себе на макушке густые тёмные кудри и взволнованно продолжил. – А два гола подряд на девяностой минуте! Они же даже опомниться не успели…

Верена слушала брата, рассеянно кивая и любуясь бесподобно красивым, янтарно-алым закатным небом впереди и золотистой каймой на кромках неподвижно висящих в нём голубоватых пушистых облаков. Темнеющая на фоне этого неба Триумфальная арка походила с такого расстояния на трёхмерную резную фигурку с сувенирной открытки. В арке виднелся огромный белый флаг с изображением футбольного мяча на фоне солнечного диска, который раздувался от ветра, как парус.

Вечерняя прохлада приятно ласкала кожу. Лучи заходящего солнца золотили круглое, слюдянисто поблёскивающее оконце на треугольной верхушке маленькой церкви, втиснувшейся между жилыми домами, и отражались в ветровых стеклах бесконечных разноцветных мопедов, расставленных на тянущейся вдоль тротуара широкой парковочной полосе.

Навстречу им прошагала темнокожая женщина в красной косынке поверх тонких, забранных в тяжёлый хвост африканских косичек, тянущая за собой по ровным гладким плитам огромный, как шкаф, пластиковый чемодан. Верена в очередной раз подумала, что приобретение способностей ни-шуур, кроме всего прочего, замечательно облегчает быт – больше, чем таскаться по городу с громоздким багажом, она ненавидела разве что только стоять в вечных очередях перед посадкой в самолёты, а в Берлине с его бесконечными булыжными мостовыми у неё раньше ещё и на каждом чемодане через пару месяцев вечно слетали колёсики…

– Не хочешь открытку отправить этой своей… в Австралию? У них наверняка уже есть интерактивные с лучшими моментами игры, два часа же почти прошло… – Пьер кивнул на коробочку почтового ящика, торчащую напротив входа в книжный магазин и похожую на квадратный жёлтый гриб на длинной тонкой ножке. – Она ведь у тебя вроде бы тоже болельщица, нет?

Верена бросила скептический взгляд на прозрачную крутящуюся дверь:

– Нет уж, в другой раз когда-нибудь. Глянь только, какая там очередь, мама моя. И вообще, родной, нечего нам больше валандаться… сейчас уже стемнеет, а мы с тобой даже в метро ещё не сели. Кроме того…

– Вау… посмотри, Верен, – неожиданно перебил её Пьер, показывая увешанной хипарскими браслетиками тонкой рукой куда-то вперёд.

Верена напрягла зрение, прищуриваясь. Сначала она почти ничего не сумела различить против света – лишь поняла, что со стороны Триумфальной арки доносились постепенно становящиеся всё более громкими равномерные хлопки и какое-то гиканье. Потом Верена наконец разглядела, что им навстречу неторопливо движется шумная многолюдная толпа, состоящая в основном из раздетых по пояс молодых мужчин, некоторые из которых держали на плечах огромные флаги с какой-то непонятной символикой. Кто-то из них шёл прямо по проезжей части, но людей было так много – отсюда казалось, что их человек пятьдесят, а может быть, даже и больше, – что машины вокруг невольно тормозили, недовольно гудя, и начинали двигаться в объезд.

А с другой стороны, оттуда, где вдалеке тускло блестели расплывчатые силуэты небоскрёбов Ла-Дефанс, приближалась ещё одна толпа, люди в которой били в поднятые над головами ладони и в размеренном небыстром ритме скандировали какую-то речёвку, слов которой Верене не удавалось разобрать даже с помощью воли тули-па. Лица почти у всех идущих были закрыты чем-то вроде балаклав или замотаны клетчатыми красными платками.

– Слушай, а ты знаешь, кто это? – раздался над её ухом возбуждённый голос Пьера. – Ну, эти… Они же сейчас махаться будут! Эй, давай посмотрим, а? – парень потянул из кармана телефон.