Чёртов плод

22
18
20
22
24
26
28
30

Правду люди говорят: упорство всё преодолеет. Верена будто дышала поднимающимся от земли туманом, и этот туман тонкими струйками проникал в её разгорячённое тело, а сквозь молочно-белую пелену перед глазами тем временем плавно проступали очертания огромного, сверкающего, словно луна, озера на фоне лесистых гор. Вода в озере шла мелкой беспокойной рябью от ветра – холодная жидкая сталь, слёзы опрокинутого сумеречного неба, – и по её поверхности плыли обрывки раскрашенных в осеннее солнце листьев.

И в то же время Верена осознавала, что она стоит, крепко зажмурившись.

– Мама моя… Это потрясающе, Алекс…

Девушке показалось, что её слова, слетев с губ, на мгновение повисли в воздухе затейливым узором, а потом сырой ветерок подхватил их, нанизывая на ветви стоящих на берегу деревьев, разбивая на отдельные звуки и потом превращая в сплошной поток влажного, ласкового тепла…

«Эмпатические волны, – вспомнила она. – Значит, я сейчас просто говорю не вслух…»

Верена открыла глаза. Пейзаж перед ней совсем не изменился – он лишь сделался чуть отчётливее, как будто до этого перед глазами стояла яркая-яркая картинка из сна. И девушка всё ещё видела перед собой прозрачное лесное озеро, только теперь оно уже не светилось неразгаданной тайной… но в нём всё ещё отражались покрытые пятнами снега верхушки гор, которые были слабо подсвечены рыжевато-малиновыми лучами восходящего солнца.

И вдруг Верена разглядела маленькую человеческую фигурку, замершую над обрывом на противоположном берегу.

«Кто же это там шастает в такую рань, интересно? Неужели кто-то рыбачит? Это в начале-то ноября?»

Ещё не отпустивший волю тули-па разум неосознанно потянулся к фигурке – и в следующий момент девушке показалось, что какая-то часть её существа, словно огромная невидимая птица, расправила крылья и с шумом сорвалась с её плеча, свечой взвиваясь ввысь и отчаянно крича ей о чем-то – непонятно и тревожно.

Верена подняла непонимающий взгляд к медленно розовеющему небу, и в тот же момент призрачность окружающего её утра порвалась на лоскутки, обратившись в несвязный хор протяжных, жалобных, беспомощных стонов. А потом в сознание девушки хлынула такая удушливая и мощная волна чужого отчаяния и боли, что она невольно покачнулась.

– Алекс… Там…

– Да, я тоже чувствую. Там что-то очень странное, – Алекс на секунду прижал чёрные когтистые пальцы к покрытым рыжей шерстью вискам. – Что этот малый делает здесь в одиночку?

* * *

Ян судорожно хватанул ртом воздух, вдыхая терпковато-пронзительный аромат сырости и мёртвой травы – и обессиленно опёрся ладонями о стылую землю, поднимая взгляд на пустые глазницы рассветного неба в прорезях облаков.

…словно кто-то полоснул по ним острым скальпелем, и плоть неба порвалась, исходя кровяными каплями скорого дождя, и зияет теперь дымчато-розовыми, никогда не заживающими ранами…

«Я виноват в твоей смерти, Агнешка. Но я хотя бы не буду виновен в смерти других людей…»

…пусть это и станет последним, что он сделает в жизни… В той своей смертной жизни, которой он жил до сих пор…

На мгновение мужчина застыл, ощущая частое биение крови в набухших шейных венах. Сухие губы беззвучно зашевелились, повторяя заученные когда-то слова.

Ян знал, что это ему не поможет. Никогда не помогало…

Плечи судорожно вздрогнули один раз, другой…

«Он ведь оставил мне память и разум, Агнешка, – мужчина улыбнулся сквозь слёзы. – Некоторым не оставляют и его… Память и разум – это ведь вовсе не мало, так?»