– Слушай, ты можешь мне помочь? Я знаю…
Гермес поднимает свою серебряную руку, заставляя меня замолчать.
Долгое мгновение не слышно никаких звуков, кроме моего дыхания.
Затем что-то глубоко в лесу пронзительно вскрикивает.
Следом тут же раздается звук трескающихся веток, словно что-то огромное несется сюда с невероятной скоростью, врезаясь в деревья. Мурашки ползут по всему телу, а страх, словно тисками, сдавливает грудь.
Я разворачиваюсь и мчусь по берегу, спотыкаясь о камни, назад в воды Стикса. Размахивая руками, я пытаюсь плыть против течения и слышу, как Гермес зовет кого-то, но не оборачиваюсь, не останавливаюсь, чтобы узнать, кого именно.
Волны хлещут меня по лицу, и я запрокидываю голову назад, чтобы вода не попадала в нос, а затем глубоко вдыхаю и ныряю. Не знаю, куда я плыву, у меня нет никакого плана – только желание убраться подальше от пляжа и того, что летело сквозь деревья.
Что-то цепляется за мою спину, а затем дождевик натягивается, сковывая меня, пока меня вытягивают из Стикса.
Мокрые волосы налипают на лицо, застилая глаза, но я не могу смахнуть их, не могу пошевелить руками. Затем давление на спине ослабевает, и я лечу вниз. Успеваю лишь прикрыть лицо руками, прежде чем врезаюсь животом в гальку.
Я перекатываюсь на спину, и тело ноет от удара, но я забываю обо всем на свете, когда вижу трех существ, окружающих меня.
– Вот и она, – говорит то, что стоит ближе, и я дергаюсь, не способная оторвать взгляд. Ее голос низкий и музыкальный, когда она смотрит на меня, склонив голову.
У нее прекрасное, безмятежное лицо Моны Лизы – у каждой из них, – но ни у одной человеческой женщины не бывает змей вместо волос и кожи цвета сушеной полыни. На ее голове, однако, извиваются, шипят, дерутся и милуются друг с другом изумрудно-зеленые змеи, наблюдая за мной угольно-черными глазами.
– Наконец-то, – тихо, неторопливо произносит вторая, словно у каждого слога есть свой особый вкус и каждый из них – ее любимый. У нее чешуйчатая бронзовая кожа, каждый дюйм которой покрыт черными переплетающимися друг с другом бриллиантами. Капюшон кобры как священный нимб обрамляет ее прекрасное лицо.
– Можно потрогать, – возбужденно шепчет третья. Ее кожа темная, вместо волос на ее голове перья; на груди заметен мягкий пушок, а по спине спускается густой шлейф из перьев насыщенного цвета индиго с вкраплениями изумрудного и голубого.
После ее слов создания придвигаются ближе ко мне, и три пары черных глаз, лишенных радужки, устремляются на меня. Когда они моргают, второе веко, белое и прозрачное, задерживается, прежде чем втягивается назад. На кончиках пальцев у существ загибаются когти, кричащие о насилии и боли, а ступни – грубые и покрыты чешуей, с тремя длинными когтями вместо пальцев.
А за их спиной сложены крылья. Мысли в моей голове разбегаются от ужаса.
– Она наша, – решительно говорит первое существо, и ее сестры кивают.
– Ну-ну, дамы. – Гермес наконец выходит вперед, и все трое одновременно поворачиваются к нему, хором что-то бормоча. Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, я отползаю в отчаянной попытке сбежать, безуспешно пытаясь не издавать лишних звуков на неровных камнях. – Вы ответственны за то, что Кори оказалась здесь? Вы ведь знаете, что вам запрещено соприкасаться с миром живых.
– Ты не можешь повелевать нами, – говорит существо с бронзовой кожей. – Или обмануть нас.
– Тисифона, у меня и в мыслях не было, – флиртует Гермес.