Тринадцать

— Ты точно хорошо себя чувствуешь? — в сотый раз интересуется Кейти, пока мы едем в торговый центр, чтобы купить платья для праздника весеннего равноденствия.

Киваю и отворачиваюсь к окну.

За окном ее «Ягуара» мелькают огни вечернего Манчестера. Маленькие трехэтажные домики, расположенные вокруг нашего университета, быстро сменяются высокими зданиями, верхушки которых стремятся к хмурому небу. Оно, в свою очередь, затянуто пеленой темных туч, заполнивших собой каждую его частичку. По стеклу барабанят большие капли дождя, растекающиеся вдоль него в разные стороны, нагоняя на меня тоску.

Остин знает абсолютно все о том, что произошло во Флориде. И мне до сих пор непонятно, почему ему не отвратительно быть со мной. Я должна быть этому рада, ведь он со мной несмотря на все это, но вместо этого последние два дня я его избегаю, прячась в квартире отца и коротко отвечая на сообщения Стоуна, которыми он заваливает меня с утра до ночи. Он пишет мне все подряд:

Остин: Твой игнор длится уже тридцать девять минут, а это на целую минуту больше, чем война между Англией и Занзибаром в 1896 году.

Остин: Ты знала, что Уинстон Черчиль родился в женском туалете во время бала? Как думаешь, что случится с нашим канцлером, если завтра на балу родится еще один будущий премьер-министр Великобритании?

Остин: Кстати, Букингемский дворец был построен на месте публичного дома.

Остин: А еще, в Доме Парламента на законодательном уровне нельзя умирать.

Остин: Но если все-таки решишь умереть, где угодно, но только не там, то можешь заранее официально арендовать плакальщика, на случай, если тебе известно, что никто из близких не будет лить слезы.

Остин: И, если что, на английскую королеву нельзя подать в суд. У нее даже паспорта нет, представляешь.

Остин: А знаешь, у кого есть паспорт? У всех пони, ослов и зебр на территории Великобритании.

Остин: О, и ежегодно в подземном метро теряют около восьмидесяти тысяч зонтиков, так что будь осторожнее, если соберешься прокатиться.

И все в таком роде. Его сообщения напоминают подборку глупых фактов о Великобритании. Хотя, почему напоминают? Это она и есть. И, конечно же, я не могла сдержать улыбки и смеха, когда читала его сообщения, но… все-равно ничего ему не ответила.

Наверное, нам нужно поговорить и все обсудить. Наедине. Да, это очень даже логично. И звучит так, будто раз плюнуть. Вот только все гораздо сложнее. Вероятность, что я стану ему противной, очень высока. И я просто оттягиваю этот момент.

— Оливка! — вдруг кричит сидящая рядом со мной Кейти. Я поворачиваюсь к ней и вижу, как ее брови сведены к переносице. Она прикусывает губу и произносит: — Мы остановились уже минут как пять назад, а ты так и пялишься в окно. Так что, теперь я не на шутку взволнована. Что происходит?

Осматриваюсь по сторонам и понимаю, что мы и вправду уже остановились на парковке у торгового центра. Автомобиль Кейти окружает множество других машин, вокруг которых суетятся люди. Прямо перед нами молодая парочка запихивает в багажник своего «Рэндж-Ровера» многочисленные пакеты, пока их маленький ребенок поедает багет, сидя в продуктовой тележке. Слева от них из старенького «Мини-Купера» выходит пожилой мужчина. Он обходит его и открывает дверь со стороны пассажирского сидения, на котором сидит седовласая женщина с букетом цветов в руках. Мужчина подает ей руку, и она неторопливо выбирается из автомобиля. Вместе они над чем-то смеются, и я невольно улыбаюсь, смотря на них.

— Что бы ты делала, если бы дорогой для тебя человек узнал о тебе что-то унизительное?

Кейт пристально смотрит на меня своими небесными глазами и произносит:

— Послушай, все мы не идеальны. И у каждого из нас есть то, чем мы не гордимся, и о чем хотели бы забыть. Так что я бы просто обсудила это с этим самым человеком, если он и в самом деле дорог. Я даже не буду спрашивать, речь идет об Остине или нет, потому что, очевидно, что да. Учитывая, что после того, как он украл тебя в понедельник, ты его избегаешь.

— Я его не избегаю.