— Не знаю. Думаю вот... Не съездить ли мне в этот госпиталь, где она лежала? Может, там что-нибудь разузнаю. Среди людей же была, делилась своими мыслями.
— Правильно, — одобрил Костриков. — Поезжай.
— Дадут ли отпуск?
— По такому делу не откажут.
— Поеду.
— Давай, Захар. И не откладывай в долгий ящик. Завтра и напиши заявление.
Они встали и пошли к дому.
Антипова дожидалась Дуся, его машинистка, вернувшаяся из эвакуации. Он обрадовался, стал расспрашивать, как там и что на Урале, все ли знакомые приехали в Ленинград или кто-то еще задержался, а самому хотелось спросить о другом — не побывала ли Дуся перед отъездом на могиле его жены...
— Ну как, справляется новая машинистка? — спросила Дуся, и он уловил в ее голосе обиду.
— Не очень, а работать с кем-то надо.
И подумал: «А что, если спросить?.. Нельзя, потому что, если не была, ей будет неловко...»
— Теперь меня возьмете обратно или с ней останетесь?
— Тут, Дуся, такая петрушка получается. Сама знаешь, какая работа с неопытным кузнецом! Мука, а не работа. Со мной-то Надя ничего, я не обругаю, подскажу, если надо...
— Я поняла, Захар Михайлович, — сказала Дуся и встала. — Извините за беспокойство.
— Ты не ершись, — остановил он. — Ты сначала рассуди, а после выводы делай. У тебя опыта и умения, хоть кузнецом ставь...
— А какое это имеет значение?
— Нет, ты ответь: так или не так?
— Может быть...
— Я к тому говорю, что с тобой и самый плохой кузнец работать сможет. А ее, Надю-то, учить и учить! Нас осталось раз-два и обчелся, пораскидало кого куда, а кто и с войны не вернулся... — Он вздохнул. — Михалев погиб, Голубев, Онищенко... Молодежь приходит, только из ремесленного, клещей держать не умеют. Выходит, мы с тобой должны их учить. Больше некому. Не обижаться тебе надо на меня, а гордиться. Ты меня ничему не научишь, и я тебя тоже.
— Как будто и правильно все, — сказала Дуся. — А вы не успокаиваете меня?..