Он догадался, в чем дело, взглянул на нее удивленно, но промолчал. Кто знает, каких усилий стоило Татьяне это переливание, тем более в такой необычной обстановке — посреди дороги, когда не было возможности даже стерилизовать шприц или хотя бы протереть спиртом! Она выдержала, сделала все как надо, а после потеряла сознание.
Очнулась уже на подъезде к райцентру.
— Как он?.. — спросила испуганно.
— Уснул, кажись, — ответил Троха, подгоняя лошадь. — А я-то за вас перепужался...
— Господи, ему же нельзя спать, это опасно! — Она стала легонько бить Вовку по щекам. — Не спи, не спи!.. — повторяла исступленно.
Он застонал.
— Значит, будет жить! — сказал Троха. — Раз стонет, будет! Это известное дело. Люди от чего стонают? От боли. А боль только живой чувствует.
«Если с иглой не занесла инфекцию», — подумала Татьяна, а вот что с равным успехом могла занести инфекцию и себе, это не пришло ей в голову. И была одна мысль: скорей бы доехать до больницы.
Врач, принимавший Вовку в приемном покое, очень удивился, что довезли его живым.
— Кровь же Татьяна Васильевна свою ему дала, — объяснил Троха. — А так бы нет, не довезли. Плох был совсем, прямо никуда!
— Вы что же, переливание дорогой делали?!
— Другого выхода не было. — Татьяна вздохнула и почувствовала, как дрожат колени. И поташнивало.
— А группа...
— У меня нулевая. Лишь бы инфекцию не внесла. — И вдруг догадалась попросить: — Спирту бы мне немножко... Такой случай, а у меня ничего нету...
— Дадим, дадим! — сказал врач, как-то странно разглядывая ее. — Вы в Больших Гореликах живете?
— Гостюет у Матвеевых, — сказал Троха. — Фронтовичка она, с Иваном Матвеичем в госпитале находилась.
— Вы медик, что ли?
— Кончала медицинское училище.
— Тогда понятно. Хотите, наверно, обождать, пока выяснится все?
— Если можно.