— А я к вам по делу, — признался Антипов, когда наговорились.
— Пожалуйста! С удовольствием помогу, если это в моих силах.
— Не помогли бы вы разыскать Григория Пантелеича Кострикова?..
— Это печник из вашего цеха?
— Да. Он живет у сестры, ее бы адресок...
— Одну минутку... — Она задумалась. — Муж его сестры работал, кажется, в листопрокатном... Дай бог памяти... Старший вальцовщик Гаврилов Николай Петрович. Сейчас посмотрим его «личное дело»...
Антипов вздохнул с облегчением.
— Что я говорил? — радовался потом Иващенко. — Сегодня же, Михалыч, и сходи к нему.
— Может, вместе?
— Лучше ты, тебя он скорее послушает. Мы, бывало, и ссорились.
Кострикова дома не оказалось. Сестры его тоже, открыла племянница Григория Пантелеича.
Антипов объяснил, кто он и зачем пришел, тогда она впустила его в комнату и стала рассказывать, что после гибели семьи дядя сделался нелюдимый, скрытный, все молчит и целыми днями бродит неизвестно где. («Известно, известно», — подумал тут Захар Михалыч).
— Почти не спит, все сидит на кухне и в окошко смотрит... — говорила племянница. — Мама с ним из сил выбивается.
— Вино пьет? — Ему не пришло в голову, что, хоть бы и пил Костриков, взять все равно негде.
— Нет. Он у нас тихий. И когда дома бывает, его не видно и не слышно.
— А сыновья его где?
— На фронте погибли.
— Оба?!
— Оба... — Она всхлипнула и отвернулась, чтобы утереть глаза.
— Господи! — непроизвольно вырвалось у Антипова. «Ну свалилось на Григория Пантелеича, ну свалилось!.. Как же можно выдержать, пережить такое? Впору рассудка лишиться, а он еще...»