— От нее давно нет писем...
— Как то есть нет?! Ты же писала...
— Прости.
— Так, значит, — вздохнул он. — А я там радуюсь, что все хорошо в нашей семье складывается... А тут... Давно нет писем?
— Месяца четыре.
— Хорошо, нечего сказать. Лучше некуда.
— Напишет, — проговорила Клава не очень уверенно. — Если бы что случилось, сообщили бы...
— Если бы да кабы!
Он быстро пошел вперед, не оглядываясь на Клаву. Она с трудом поспевала за ним.
Могила жены оставалась заботой Антипова. Пока не разъехались эвакуированные ленинградцы, за нею присмотрят, он не сомневался, а потом что?..
И тогда он вспомнил про бабку Таисию.
Она встретила его приветливо, пригласила выпить чайку.
— Больше угостить нечем, — сказала, как бы извиняясь.
— Спасибо, — поблагодарил Антипов, оглядывая комнату, густо и терпко пропахшую травами. Пучки ее были развешаны по стенкам, у потолка.
— Хозяин — барин, — недовольно проговорила бабка Таисия, тоже со вниманием и пристрастием приглядываясь к гостю.
— Я к вам с просьбой...
— Знаю. — Она перекрестилась, шевеля губами. — У Павлычевых тоже никого не осталось. Храню, храню их могилку, а ты как же думал? Живой сам о себе может позаботиться, о мертвом бывает некому. Поезжай с богом и не беспокойся. В чистоте и аккуратности будет твоя могила. — Она быстро стрельнула глазами в Антипова, однако он не обратил внимания на ее слова. — А ты у себя в Ленинграде отыщи, сделай милость, ничейную могилу и позаботься о ней. Там у вас, должно, нынче много ничейных... — Она еще перекрестилась, пробормотав: — Сделай, господи, так, чтобы земля была им мягкой постелью... — И вздохнула. — Так-то все, кто помер, заботу живых поимеют и любовь людскую неоскудевающую. Сказано же: «Возлюби ближняго твоего, как самого себя...» Все люди и веры любой — наши ближние. Ну, да ты не веришь в господа бога... И не верь, не верь! У всякого своя вера, у всякого свой бог в душе, потому не осуждаю. Ты присядь, присядь на минутку.
Антипов сел. Не было, оказывается, в бабке Таисии ничего от гадалки-побирухи, каких он повидал в жизни.
— Курить у меня можно, — догадалась она, лукаво усмехаясь. — Меня угостишь папиросой, и я закурю.
— Пожалуйста, ради бога! — виновато сказал Антипов, доставая папиросы.